– Вы говорите так, словно собираетесь покинуть меня, – прошептала Паолина, подняв на него глаза. – Куда бы вы не направились, я поеду вместе с вами.
Сэр Харвей покачал головой.
– Вы останетесь здесь, – произнес он. – Мы оба должны остаться до тех пор, пока вы не выйдете замуж за графа.
Из груди Паолины вырвался стон, похожий на крик раненого животного.
– Я не могу! Ведь я же люблю вас!
Сэр Харвей уселся рядом с нею и взял руку девушки в свою.
– Послушайте, любовь моя, – произнес он мягко. – Я должен рассказать вам о себе. Я родился в Англии, моим отцом был сэр Кортней Дрейк из Уоттон – Парка в Вустершире. Он был очень гордым и своенравным стариком, порою даже деспотичным, и, как любой подросток, я всеми силами сопротивлялся его власти, хотел жить своим умом и быть хозяином самому себе.
Я отправился в Лондон и вскоре примкнул там к веселой беспутной компании молодых людей, которые тратили все свое время на бега, петушиные бои и азартные игры, вызывая тем самым недовольство среди более благонамеренных придворных в окружении его величества короля Георга Второго.
– Должно быть, вы тогда изрядно повеселились, – пробормотала Паолина, невольно улыбнувшись.
– Даже больше, чем следовало, – признался сэр Харвей. – Хотя я осмелюсь заметить, что наши развлечения многим выходили боком. Молодым людям свойственно пренебрегать чувствами других людей.
– Только не вам! – поспешно перебила его Паолина.
– Да, и мне тоже, – отозвался он с улыбкой. – И мой отец, как я полагаю, под влиянием своих соседей по графству, людей солидных и всеми уважаемых, составил завещание, по которому он назначал своего младшего брата, а моего дядю, моим опекуном до тех пор, пока тот не решит, что я достоин принять во владение наши родовые поместья. Я, конечно, понятия не имел о том, что содержалось в завещании, пока мой отец не умер после продолжительной болезни шесть лет спустя. Мне тогда исполнилось двадцать три года, и я считал, что обладаю достаточными способностями, чтобы самому справляться со своими делами. Однако мой дядя, которого я всегда недолюбливал и который питал ко мне те же чувства, отказался дать свое согласие на передачу в мои руки дома и поместий. Он заявил, что является моим опекуном и намерен оставаться им и впредь. Можете себе представить, как я был разъярен при мысли, что мне навязали воспитателя, чуть ли не няньку, когда моим единственным желанием было стать хозяином в собственных владениях.
– Но не думал же ваш дядя, что такое положение будет длиться вечно?
– Именно на это он и рассчитывал, – ответил сэр Харвей. – Втайне от моего отца он растратил громадную сумму денег. А тут ему представился случай обеспечить себе безбедное существование до конца своих дней. Единственная трудность заключалась в том, что я, конечно, никогда бы с этим не примирился. Дядя переехал в Уоттон-Парк, и я заявил ему, что намерен немедленно довести все дело до сведения короля. И вот тогда он придумал весьма ловкий ход.