– Опять ты! – воскликнул я, садясь в постели.
– У меня мало времени.
– Чего ты хочешь?
– Формула кристаллов… – Дальше пошла какая-то математическая абракадабра.
– Надо записать, – сказал я, спуская с кровати ноги, в комнате явственно ощущался запах лимонного желе.
– Нельзя, – погрозил он пальцем. – Это секрет. Ты ведь умеешь хранить секреты?
– У меня нет карандаша.
– Ты никому не расскажешь?
– Я же врач! – возмутился я. – Мне не положено.
– Им не нравится, когда я говорю с тобой. Если поймают, дадут пинка.
– Пинка?
– Это больно.
Я пододвинулся поближе и хотел тронуть его руку.
– Не вздумай! – рассердился он.
– Извини.
– Никогда меня не трогай! – погрозил он пальцем. Я снова извинился. – И никому не рассказывай!
– Поздно, – сказал я. – Следователь уже знает.
Он нахмурился.
– Тот сальный тип, что занимается онанизмом? – Почему-то эта характеристика показалась мне удивительно точной. Я кивнул. – Не стоило этого делать.
– Я знаю.
– Еще кто-нибудь?
Я хотел ответить, но тут увидел что-то странное в его глазах. Зрачки резко расширялись, словно рот, широко раскрытый от удивления.
– Еще кто-нибудь? – настойчиво повторил он. Меня вдруг охватил страх – дикий, безумный. Может, дело было в том, как он сидел на кровати, уцепившись за столб, словно хищная птица, или в этих странных глазах, или в звучании голоса, но даже тигр, вдруг оказавшийся со мной в одной комнате, не испугал бы меня так сильно. Я точно знал, что передо мной не тот мальчик, которого я уже встречал, – в этом хрупком детском тельце таится что-то совсем другое, ужасное и непостижимое. Лора говорила, что они могут произвольно менять форму. Мои губы зашевелились, произнося молитву, затверженную в детстве:
– Благослови нас, Господи, и эти дары, которые мы принимаем…
– Замолчи! – завопил гость, скорчив гримасу.
– … от твоих щедрот…
– Сто-оп! – взвизгнул он пронзительно.
– … во имя Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.
В тот же момент законы гравитации снова вступили в силу. Не удержавшись на скользком столбике, существо с грохотом шлепнулось на пол. Приподнявшись, оно растянуло рот в хищной улыбке, полной какой-то болезненной ненависти, и прошипело:
– Привет Солу! Он меня еще вспомнит.
Не успел я моргнуть, как оно уже исчезло бесследно. Эта злобная ухмыляющаяся физиономия преследовала меня потом не один день, то и дело возникая перед глазами. Я так никогда и не смог ее забыть.