Первые пять книг Голсуорси были изданы небольшими тиражами (первое английское издание «Острова фарисеев» составило всего 1500 экземпляров, из которых 750 были отправлены в Америку с импринтом «Патнэм»), и лишь после успеха «Собственника» возникла потребность в переиздании книг Голсуорси. Вероятно, именно тогда перед писателем встал вопрос, какие именно свои ранние произведения он хочет сохранить для потомков и в каком виде. «Под четырьмя ветрами» и «Джослин» он отверг: первая была очень слабой книгой и заслуживала забвения, «Джослин» же слишком личный роман, чтобы теперь удовлетворять автора, который стал на десять лет старше, был женатым человеком и достаточно заметной фигурой в обществе. «Это («Джослин») плохой роман, он не был, как говорится, «хорошо написан». Техника письма хромала, образы несколько натянуты; предложения, несущие основную смысловую нагрузку, чересчур многословны и несовершенны». «Вилла Рубейн» и «Человек из Девона» после переработки изданы в одной книге в 1909 году.
«Остров фарисеев», первая книга, предназначенная для переиздания, вызвал у Голсуорси большие затруднения. Он, несомненно, считал ее своим первым значительным произведением, работал над ней три года, отразил в ней основы собственной жизненной философии, но к 1908 году написанное им самим стало казаться Голсуорси чрезмерно прямолинейным и незрелым. К тому моменту его литературная репутация была утверждена двумя романами – «Собственник» и «Усадьба» – и пьесой «Серебряная коробка». Что же было ему делать с таким беспокойным детищем? Подлежал ли роман забвению, как «Джослин», или ему можно было разрешить жить, сохранить его как тень своего былого «я», приглушив тона? Он избрал второй путь: вооружившись красным карандашом, Голсуорси сел «подчищать» свое enfant terrible[47].
Красный карандаш очень тщательно прошелся по тексту, перепахав страницы, словно плуг. Некоторые изменения сделаны без видимой цели: ряд слов заменен безликими синонимами, производящими более слабый эффект, чем первоначальный вариант. Но наибольший урон тексту автор нанес, убрав целые пассажи описаний и оставив всего лишь одно слово, неспособное отразить его изначальную идею. Так, фраза «выражение дядиного лица было как у распятия» совершенно бессмысленна, в то время как первоначальный ее вариант: «выражение дядиного лица было такое, какое бывает у распятий, когда чувства рвутся наружу, как рвутся наружу кончики ногтей сквозь кожу башмака» – был живым и интересным описанием. Книга сильно пострадала от подобной «обработки», и потому текст второго ее издания значительно скучнее первого.