Кажется, ее звали Йоко…
А при чем тут Италия?
От воспоминаний меня отвлекли голоса, которые стали звучать все явственней.
— Веки дрожат… Пауза.
— Точно?
— Точно. Дрогнули. Один раз. Развяжи руки.
— Командир не велел.
— Мало ли чего он не велел…
— Заткнись. Давайте пальцы разогнем.
— Поломаете ведь…
— Я тебе поломаю! Давайте по одному. Осторожно…
— Вот вцепился-то.
Резкая боль, как молния, пронзает руки. Я открываю глаза и… и ничего не вижу. Какие-то тени ворочаются в темноте. Пыхтят. И рукам очень больно, И странное стягивающее ощущение в области глаза.
— Ребята… — тихо позвал я.
В тот же миг вспыхнул свет. В лицо уперлась жадная, болезненная точка фонаря.
— Уберите…
— Мой генерал!
Это Абе.
— Скажи им, чтобы руки мне развязали, — Это Таманский. — У меня все затекло. И так ногу придавило… Мозес!
— Мой генерал, разрешите, я его пристрелю. — Спокойный голос с итальянским акцентом принадлежит Ламбразони.
Все встало на свои места, я вспомнил, где мы, кто мы и кому своим положением обязаны.
— Где Карунга?
— Хороший вопрос, — прозвучал в темноте ехидный голос Таманского. — Поднимите ему веки…
— Заткнись, — сказал Ламбразони.
— Не заткнусь, развяжите руки.
— Развяжи, Абе, — сказал я, и свет фонарика высветил журналиста, который в невероятной позе был зажат между двумя балками. — И освети помещение.
Судя по всему, мы оказались зажатыми под перевернувшимся катером. Сплющенным, смятым, со сломанной надстройкой. Странно, что мы не захлебнулись…
Поняв, что мои руки до сих пор сжимают что-то холодное, я с трудом расцепил сведенные судорогой пальцы. Луч фонарика мазнул вниз, и я увидел лицо толстяка Карунги. Выпученные глаза, посиневший язык…
— Коваленко где?
Луч света уперся в бездыханное тело. На спине трупа я успел увидеть выходные пулевые отверстия.
— Он на автомат упал, когда все началось… То ли сам упал, то ли кинуло так, он ведь без сознания был почти все время.
— Марко, ты был на управлении… Как далеко мы от береговой линии были?
— Были недалеко… — неопределенно ответил Ламбразони. — Когда шторм пошел, так вообще прибило… куда-то.
— Генерал, — вмешался из темноты развязанный Таманский, — Вы что об озере знаете?
— То, что оно пограничное, — ответил я раздраженно. — Что вы хотите сказать?
— Перепады в уровнях воды.
— Таманский, мы не в том положении, когда можно травить байки.
— Видно, генерал, что вы не гуманитарий. Особенностью профессии журналиста является энциклопедичность знаний… Я не забиваю вам голову байками, как вы изволили выразиться. Я оперирую фактами.
— Можно я его пристрелю? — снова подал голос Ламбразони.