— Здесь растет ямс, — подал голос Абе. Тоже проголодался, надо думать. — И маниока.
— Некогда, — буркнул генерал. — Поищи бананов и не углубляйся в чащу. Стоп! Ламбразони, иди с ним. Я постерегу журналиста.
— Ой, да не надо меня стеречь! — вспылил я, насколько мне хватило сил (признаюсь, хватило ненамного).
— Я так… успокоить Ламбразони, — примирительно сказал Мбопа, глядя вслед удаляющимся соратникам. — Садитесь.
Мы уселись на песок.
— Генерал, вам все это не надоело? — искренне спросил я, не имея ни сил, ни желания утяжелять нашу беседу подтекстом.
— Что именно?
— Наше сафари. Ну, сдадите вы меня костоломам вашего генералиссимуса. Вынут они мои мозги и сунут их в биораствор, повтыкают электроды… Вам-то от этого какая корысть? Небось опять в джунгли отправят?
— В джунгли я как раз сам напросился, — серьезно сказал Мбопа. — А вы тоже… политик. Как вы там загнули: «Если нужен мертвый Мозес, так стреляй»…
— А что вы хотели? Это ж чокнутый. Все равно бы не выстрелил.
— В том-то и дело, что не чокнутый. Чокнутого спец-координатором не сделают. Это минимум полковник… А как умело притворялся!
— Может, и не притворялся вовсе. Психоматрица. До определенного момента он был жирным трусливым Карунгой, а потом хлоп — и в дамках, — предположил я.
Мозес пожал плечами:
— И такое возможно. Тот же запрограммированный бабуин, только поумнее.
— Бабуины как раз ваша выдумка.
— Уверены?
— Нет, — признался я.
— Вот именно. Вам, наверное, интересно, почему я воюю на стороне Нкелеле?
— Да нет. Уже неинтересно. Тут все воюют не по убеждениям, а по национальной принадлежности либо за деньги. За деньги даже чаще.
— Гораздо чаще. Видел я, как под Шикуалакуала бились два ваших батальона наемников. Друг против друга. Дикость! С гранатами под танки бросались. На амбразуры. Словно защищали последнюю пядь родной земли от захватчиков. Вон наши ребята в Форте Бамали в прошлом году сдались превосходящим силам в полном составе. С них потом, правда, шкуры содрали, но с точки зрения тактики все было правильно… А ведь эти как раз на своей земле должны бы сражаться до последнего.
— Русские всегда отличались непредсказуемостью.
— Вижу. — Он засмеялся.
Весельчак, подумал я. В голове сразу всплыло: «Весельчак У». Что-то из очень-очень детских книжек. На обычной бумаге, с цветными необъемными картинками, писатель какой-то… Для маленьких. Булкин… Буланов… Булгаков? Да, кажется, Булгаков. Был там у него Весельчак У, жирный, мерзкий и ехидный. Как Карунга в новой ипостаси, она же последняя. А книжка называлась не то «Мастер и Алиса», не то «Алиса и Мастер»… Я поймал себя на мысли, что считаюсь человеком интеллигентным и образованным, а сам не помню ничегошеньки из нормальной литературы, которую писали не роботы и не хитрые пластиковые ящички, а простые люди, и писали для людей простых же, и редактировали все это люди самые обыкновенные, и печатали тоже…