Починка колеса заняла без малого весь остаток дня, а потому заночевали они совсем недалеко от камня, послужившего им наковальней. Коренга лишь убедился, что увечное колесо, пусть немного вихляясь, всё-таки ехало, и решил пожалеть натерпевшегося Торона. Бедный пёс еле шёл, переставляя лапы лишь потому, что Эория тянула его за поводок. Тем не менее, когда они остановились и Коренга предложил Торону сухарик, тот впервые взял любимое лакомство.
Означало ли это, что отцовская кровь всколыхнулась в жилах Торона и давала победный бой проникшей заразе? А вынужденное движение быстрей гнало её по телу, помогая выжигать яд?.. Коренга не поддавался шальному преждевременному ликованию, готовому поселиться в душе, только без конца гладил лобастую голову, лежавшую у него на коленях.
«Я с тобой, малыш. Будь что будет – я с тобой навсегда…»
Он еле заснул, то и дело шарахаясь от уверенной надежды к отчаянию и обратно. Под утро безоблачную синеву затянули толстые серые тучи, зарядил дождь. Быть может, во всём остальном мире и царствовала весна, а с ней ликующие, грозовые быстролётные ливни, но этот дождь, кропивший предгорья, был самый настоящий осенний. Тоскливый, бесконечный и очень холодный. То есть такой, какой единственно и был возможен здесь, на безжизненном старом кострище. Сырая мгла скрыла от взгляда сверкание ледяных вершин. Во все стороны до самого края мира тянулись осыпи, скальные стены и нагромождения валунов, похожие друг на дружку, как близнецы. Ближайшие клочки зелени существовали где-то там, в баснословном призрачном далеке. Ну а тёплых стен и запаха варящегося съестного не было и за семью далёкими горизонтами… Впору хоть удавиться!
Коренга тянул и толкал рычаги, оглядываясь на ковыляющего Торона и пребывая мыслями около изувеченного левого колеса. Механизм тревожно постанывал и скрипел, Коренга так и этак вертел в памяти его устройство, соображая, что мог означать тот или иной звук… И вот тут, без какого-либо предупреждения, его посетило наитие, равного которому он ещё не испытывал. Коренга вдруг во всех подробностях увидел свою летучую птицу, какой она должна была быть. С корзинкой для глиняного человечка, с крыльями, выгнутыми, как цепкие горсти… с хвостом, направляющим полёт в стороны и вверх-вниз… Всё вдруг сделалось очевидно, всё пришло в долгожданное равновесие: тяга земная, влекущая птицу к падению, и дружеская сила встречного воздуха, дующего под крылья.
Его аж затрясло.
– Эория! – позвал он. – Давай остановимся!
Девушка оглянулась. С краёв кожаного куколя, обрамлявшего лицо, стекала вода.