Там, где лес не растет (Семенова) - страница 219

Летучая птица парила в тишине между горами и небом, раскинув просвечивающие полотняные крылья, легко и свободно, как прядь утреннего тумана, как парусная «косатка» над волнами холодного моря…

Симураны со всадниками осторожно подлетали к ней сзади и спереди, сверху и снизу, слева и справа. Ойр и плечо горы успели отодвинуться прочь не менее чем на версту, внизу разверзались окутанные облаками долины, отвесные ущелья и речки, белыми паутинками змеящиеся на дне. Стремительные летуны были готовы броситься на выручку не в меру отважному Бескрылому, выдернуть его из падения, если вдруг что. Но Коренга падать не собирался. Птица спокойно слушалась рычага, кренясь и выправляясь по его воле, и белые вершины впереди больше не казались недостижимыми. Сейчас он повернёт и опустится на тот же ойр, а завтра будет новый полёт, а потом ещё и ещё. Потому что за горами, лесами и реками стоит Галирад, а в нём живёт Медва, которой он собирался столько всего рассказать. А ещё чуть подальше – совсем чуть-чуть – раскинулись веннские дебри, и с высоты в них можно увидеть речку по имени Черёмуховый Юг, бегущую к матери Светыни…


Хонга Кокора, жена кузнеца, сидела на крылечке общинного дома и смотрела на тропинку, терявшуюся в лесу. Она часто сидела так с той поры, когда проводила по этой тропе своего старшего сына. Просто сидела, смотрела за околицу и ждала. Вот уже третий год.

Где-то там, в нескольких днях пути, за двунадесятью болотами и оврагами, лесная тропка выводила к наезженной дороге, а та, в свой черёд, – на галирадский большак, что тянулся к стольному городу над берегом моря… С того времени, как первенец запропал вдалеке, пустившись из дома, у его матери успел народиться сынишка, не видевший старшего брата.

Когда в кустах у тропинки наметилось движение и мелькнула пёсья серая шерсть, Хонга Кокора молча ахнула и едва не вскочила навстречу. Но на открытое место вышла степенная старая сука, сопровождавшая детей в лес за первой кислицей. Сука улыбалась, помахивая пушистым хвостом, и не всякий распознал бы за благодушной повадкой ярость и мощь, ничуть не ослабленную годами.

– Мама! – От стайки детей отделился белоголовый мальчонка и побежал к кузнечихе – похвастаться нежными листьями, собранными для щей.

…И, внезапно споткнувшись, упал на бегу. Берестяной бурачок с кислицей вырвался из руки и покатился вперёд.

Веннские дети, даже самая сопливая мелюзга, не таковы, чтобы, случайно упав, оглашать всю деревню жалобным плачем. Вскакивай, отряхивайся и дальше беги! Но малыш не поднялся.

– Мама, – позвал он испуганно, – ножки не идут…