Водитель знал, куда нужно ехать, и «мерседес» мягко тронулся с места. Мимо окна замелькали дома, деревья, люди. Юлиус откинулся на сиденье и, кажется, задремал. По крайней мере, ничем другим нельзя было объяснить то, что он вдруг осознал себя стоящим посреди пустыни, под жарким солнцем, внутри светящейся круговерти разноцветных струй и какого-то марева.
Машина вздрогнула, останавливаясь, и Юлиус Замке снова ощутил себя в настоящем, живом и цветущем Берлине, празднующем сорокалетие Справедливой Победы.
«Мерседес» остановился позади правительственной трибуны. К задней дверце подскочили два молодца из юношеского корпуса СС имени Генриха Гиммлера. Замок мягко щелкнул, и надежные руки вежливо помогли Юлиусу выбраться из автомобиля.
— Благодарю… — рассеянно произнес Замке. Он никак не мог забыть свой недавний сон. Солнце и пустыня были настолько яркими… Когда-то, кажется, это все уже было. Вот только когда?
— С вами все в порядке? — осторожно и вежливо поинтересовался двухметровый юноша, чуть наклонившись к Великому Академику, личности легендарной.
Замке поднял глаза на молодого эсэсовца. Живой продукт гитлеровской программы национальной евгеники: светлые волосы, четкие черты лица, прямой нос, в глазах голубизна отшлифованной стали.
— Все хорошо, мальчик… Спасибо… — Замке почувствовал себя очень старым. Рефлекторно мазнул взглядом по фамилии на специальной табличке молодого человека. — Богер?
— Так точно!
— Скажите… А Макс Богер вам…
— Так точно, дед, господин Великий Академик!
«Да, а вот правильно общаться с начальством дед парня не научил… — подумал Замке. — Эко раскричался. Вон уже оборачиваются».
Он рассеянно, но тепло потрепал парня по плечу, куда смог дотянуться, и направился на трибуну.
Сегодня обещали даже появление самого фюрера. Жив еще старик.
Замке взошел на трибуну. Навстречу учтиво поклонился однорукий Аксман, рядом — два не менее учтивых молодых генерала, Юлиус их не узнал.
От обилия красного на площади перед Рейхстагом запестрило в глазах.
«Да что же сегодня со мной?» — мелькнула мысль. Он похлопал по карману, где всегда лежала скляночка с нитроглицерином. На месте ли?
— Господин Замке! — Человек с мягкими чертами лица престарелого школьного учителя подошел почти вплотную. — Как приятно, что вы принимаете участие в сегодняшнем параде.
Без своей формы этот человек походил на простого штатского интеллигента, и со стороны его разговор с Великим Академиком казался беседой двух ученых мужей.
— Поверьте, господин Гиммлер, я тоже рад увидеть этот великий день, — ответил Замке, по привычке выпрямляясь и с легкой стариковской завистью оценивая, насколько хорошо сохранился этот великий человек. — Скажите, ваш сын все так же занимает тот высокий пост в Имперском университете в Вашингтоне? Слухи… Может быть, я могу чем-то помочь?