А после, спохватившись, криками и хворостинами подгоняли скотину. Спешили убраться – поскорее да подальше.
Потом беженцев не стало. Как отрезало. Ни одного живого человека вокруг. Вообще ничего живого. Зато мертвых... В селениях и замках, в полях и лесах; на узких тропах и на широких трактах в изобилии лежали останки тех, кто не успел или не смог сбежать. Обескровленные и растерзанные. Свежие трупы. И несвежие. И давно гниющие. И голые белые кости. Люди, скот...
И – вонь. Тошнотворный запах смерти лучше всякого провожатого подсказывал, что кони уже топчут землю, по которой прошла нечисть. И на которой теперь нет места человеку. Мертвых здесь было много. И хоронить их было некому.
Цепочка всадников с загонными и вьючными лошадьми упрямо следовала дальше. В пути не задерживались. К смраду – привыкли. К трупам на обочинах – тоже. По ночам сторожная дружина русичей и примкнувшие к ней шекелисы останавливались в брошенных замках, монастырях и на церковных подворьях, тщательно проверяя подвалы, погреба и прочие укромные места, куда не попадал солнечный луч. Иногда запирались в небольших обнесенных добротными тынами поселениях. А порой приходилось ночевать и вовсе – в поле или лесу – окружив стан кострами.
Вокруг лагеря неизменно ставили усиленную стражу. Спали чутко, с посеребренными клинками в обнимку. Вместе с дозорными покой спящих берег пес Золтана. Ночью инстинкту Рамука сторожа доверяли больше, чем собственным глазам и ушам. Но пока Господь миловал: ночных стычек с тварями темного мира избегать удавалось. Видимо, волкодлаки уже ушли из этих мест, а упыриное воинство еще не захлестнуло их полностью.
Значит – можно проскочить. Если, конечно, очень повезет.
– Скоро будет город, – однажды под вечер сообщил Бранко.
Всеволод, уже смирившийся с перспективой еще одной ночевки под открытым небом и что того хуже – на открытом месте (время-то позднее, а вокруг – нет даже захудалой деревеньки, за околицей которой можно держать оборону), встрепенулся:
– Какой город?
– Большой, – ответил волох. – Сибиу, если по-валашски. Мадьяры называют его Надьсебен. Немцы – Германштадт[28]. Там переночуем. Там – удобнее всего. И место безопаснее. Только поторопиться нужно, чтоб до заката успеть.
– А хорошо бы успеть! – Конрад, до сих пор угрюмо и молча ехавший рядом, заметно повеселел. – От Германштадта до Серебряных Ворот меньше двух дней пути. Если скакать быстро.
– Может, люди в городе остались, – вставил свое слово Золтан. – Надьсебен все ж таки хорошо укреплен – и внешние стены, и внутренний замок... Одна из лучших крепостей Эрдея. Туда ни татары, ни черные хайдуки подступать не решались. Должен же там и сейчас хоть кто-то... Ведь должен, а?