Юрким выхухолем лесным скользнул Боян в дверь, а все прочие присутствующие повскакали с мест и, кто мечем, кто саблей острой, а кто и булавой пудовой принялись размахивать в воздухе, то и дело задевая соседей...
Не долго думая, Иван схоронился под стол. Под столом было тихо и уютно. «Так, — подумал Иван, — пора смываться. Однако пойду-ка я за Бояном прослежу. Все-то этот дед знает. Ежели с ним дружбу свести, вскорости я всех подноготных киевских знатоком стану. А три богатыря уж так набрались, что, пожалуй, моего исчезновения и не заметят...»
С мыслью этой он на четвереньках пополз к выходу. Вокруг хрустела мебель да косточки богатырские. Но внизу было вполне безопасно.
Выбравшись наружу в душную летнюю ночь, в свете звезд Иван увидел невдалеке сутулую фигуру улепетывавшего по Муромской дороге Бояна и кинулся за ним.
Глава пятая, в которой Иван впервые видит зеленоволосого человека и принимает участие в совещании ВБО
Иван бежал за Бояном резвым богатырским шагом. Когда Боян подозрительно оглядывался, дурак делал вид, что бежит в противоположную сторону, и успокоенный певец продолжал свой путь. Скоро они добрались до придорожного камня, и Боян, мусоля во рту палец, принялся громко читать надписи.
— Налево пойдешь — в болоте пропадешь, прямо пойдешь — в кабак попадешь, направо пойдешь — к избе-читальне придешь... Ага!
Боян побежал направо, и заинтригованный Иван продолжил преследование. Вскоре показалась изба-читальня — большое каменное строение, из которого шел нестройный гул, напомнивший Ивану трактир в день большого празднества.
Боян замедлил шаг, пригладил бороду и вошел в двери дубовые. Иван шмыгнул следом.
Огромное помещение, залитое светом десятка свечей, гудело как растревоженный муравейник. Повсюду — на лавках у стен, на полу, на кадках с березками сидели бояны. Некоторые лениво перебирали струны гуслей, другие, насупившись, разглядывали соседей, и почти все похлебывали медовуху из глиняных крынок. Иван разинул рот и подумал: «Матушка! Все бояны вместе собрались! А ежели, не ровен час, печенеги сюда нагрянут? Без песен останемся!..»
Твердо решив постоять на страже русской культуры, Иван сел в уголок, положил булаву по правую руку, сабельку — по левую и стал ждать. Вначале бояны подозрительно косились на него, потом кто-то хлопнул себя по лбу и громким шепотом сообщил:
— Критик!
Все тут же успокоились, потихоньку поставили на пол крынки с медовухой и приняли благообразный вид. Вовремя, потому что на центр зала неспешно вышел высокий моложавый мужчина с добрыми глазами на суровом лице. Достав из-за пазухи маленькие гусли, он призывно потренькал. Наступила тишина.