— Что делать с ней будем? — вопросил Илья, грустно глядя на Алену.
— Юбьем, — кровожадно, но косноязычно предложил Кубатай. — Язик я изя неее куснул.
— Не беда, заживет, — похлопал мудреца по плечу Алеша. — Что, Илья, казним Алену?
— Люба она мне, — вздохнул Илья. — Люба... Алена, пойдешь за меня?
Алена хранила гордое молчание.
— Есть в Киев-граде старый пруд, — задумчиво произнес Иван. — Каштаны там цветут. Бамбуки там цветут. И тут.
— Предлагаешь чего? — полюбопытствовал Алеша.
— Сорвать пару бамбучин, да и высечь девку!
— Ты что, предсказание забыл? — возмутился Илья.
— А каков у нас выбор? Либо убить, либо высечь. Решай!
Илья схватился за голову. Выбор давался ему нелегко.
— Плюнь на суеверия! — обретая прежнюю сноровку воскликнул Кубатай. — Я тоже за розги! Сперва погорячился, теперь самому стыдно. Высекем, да и дело с концом!
Со вздохом поднявшись, Илья побрел к бамбуковой рощице. Отломил пару крепких бамбучин, вернулся к друзьям, и с надеждой спросил:
— Может сказать чего хочешь, Алена?
— Не ради тебя, суеверного, не ради друзей твоих жесткосердечных! — гордо тряся головой заявила Алена. — Ради Руси! Скажу! Гапон у Кащея советником стал! Науськивает его на Русь войной идти! Побейте Кащея, герои!
— За предупреждение — спасибо, — рассудил Илья. — За патриотизм, пусть и запоздалый, будем сечь, не снимая юбки.
Он помотал в воздухе бамбуковой хворостиной.
— Может не надо? — робко спросила Алена.
— Надо, Алена, надо, — со вздохом ответил Илья. — Бери розгу, Алеша...
— А? — промолвила Алена при первом ударе. — А... А... А! А-а-а!!!
Работа спорилась. Иван-дурак громко отсчитывал удары, два богатыря секли пленницу, Кубатай рассказывал всем присутствующим историю телесных наказаний от первобытного общества и до наших, просвещенных, дней. Толмач Смолянин пугливо прикрывался рукой, нервно прихихикивая при каждом ударе.
— Тридцать три! — воскликнул, наконец, Иван. — Довольно, друзья!
Алеша, уже занесший хворостину для очередного удара, галантно приподнял Алену с земли и сказал:
— Миледи, мы сожалеем, что причинили вам некоторые неудобства.
— Какая я тебе, козел, миледи! — воскликнула со слезами Алена. — Видеть вас не хочу! Залезу на дуб, как папенька, да и помру там!
— От чего помрешь-то? — жалостливо спросил Смолянин. — Ты ж свистеть не умеешь, богатыри тебя не обидят.
— От голода! — отрезала Алена и направилась к ближайшему дубу.
Друзья долго смотрели ей вслед. Потом Кубатай нарушил молчание:
— Делу время, потехе — час. В путь?
— В путь... — вяло откликнулись богатыри.
Минут десять шли молча. Только Илья вздыхал, да оглядывался назад. Потом спросил: