– Я бы рекомендовала вам найти более опытного учителя, – сказала Вуча Эстевен. – При вашем уровне подготовки…
Румянец на щеках, а также легкая хрипотца в голосе делали даму менее черствой. Да что там! – скажем прямо, более привлекательной. Жаль, румянец быстро сошел, уступив сцену прежней бледности щек, а голос вновь напомнил шуршание песка на склоне бархана.
– У меня вы мало чему сможете научиться.
Джеймс рассыпался в комплиментах, заверяя, что лучшего учителя в Бадандене не найти. Что зал маэстро Бернарда, земля ему пухом, превосходен. Я даже готов заплатить вперед за неделю занятий, сказал Джеймс.
Он не кривил душой и заплатил бы хоть за месяц вперед.
Он узнал почерк.
Академическая школа: точная, размеренная, но без блеска. Блеск заменяет скорость. Удары идут короткими, взрывными шквалами; защиты ставятся так плотно, словно боец очень переживает за сохранность своей кожи. Работа шпагой – от локтя; пальцы уходят под поперечины гарды. Такую манеру слухи приписывали Губерту Внезапному, герцогу д'Эстремьер. Скользящие перемещения. Ставка на ослепляющие серии. И многое другое, что ясно говорило: рябой маниак вынес кое-какую премудрость из зала маэстро Бернарда.
Не от покойника, когда тот был еще в добром здравии.
От Вучи Эстевен.
Ближе к концу "пробы" Джеймс едва не рехнулся, присматриваясь к женщине и гадая: не она ли встретилась ему в оружейной лавке Мустафы? А что? Переоделась мужчиной, фигурой похожа; на голову – хитрый парик, рябые щеки – грим… Нет, парик не подходит. И грим – ерунда. Амулет, вызывающий морок? Личина, наведенная знакомым чародеем? Ага, и Мустафа при этом видит одну личину, а Джеймс Ривердейл – другую! Сложно, слишком сложно…
Идея была безумной. Азиз-бей, должно быть, за подобные идеи увольнял сотрудников Канцелярии Пресечения без выходного пособия. И правильно делал.
Но почерк…
В финале молодой человек убедился, что почерк Вучи, несмотря на сходство с действиями рябого, все же имеет и ряд коренных отличий. Убедившись же, отбросил мысль о личине. Ну, не вполне отбросил – отложил про запас.
Мы, циники, ничего не отвергаем окончательно.
– Сейчас вы заплатите только за сегодняшний урок, – сказала Вуча Эстевен, дама со шпагой. – Что сделано, то оплачено. Баш на баш, если угодно.
И назвала сумму: вполне приемлемую. Дождавшись, когда Джеймс протянет ей деньги, она взяла монеты без малейшего стеснения или показного отвращения к презренному металлу, каким щеголяли на людях некоторые маэстро. Было видно, что деньги Вуче нужны, и она спокойно берет их за честно выполненную работу.