– Что с тобой, господин? Ты болен!
В молодом голосе – тревога и забота.
Боги, боги!.. Кто из вас смеется сейчас там, в надзвездной обители? Кто смотрит на свою отменную шутку с высот Вечно-Синего Неба?
Мэзарро. Фадарат. Какой болью отзываются в душе эти имена!
Салих услышал свой голос как будто со стороны:
– Почему ты называешь Фадарат "своей матерью"? Она – всего лишь наложница твоего отца!
Мэзарро вздрогнул, как от удара.
– Откуда ты знаешь все это, господин?
Салих не ответил. Почти ослепнув от головокружения, нащупал в корзине кувшин только что купленного кислого вина. Жадно глотнул. С трудом перевел дыхание.
Мэзарро глядел на него тревожно, испуганно.
– Глотни и ты, – сказал Салих, протягивая ему кувшин. – Боги, вот это насмешка… Вот это смех…
Мэзарро взял из его рук кувшин, отпил несколько глотков, закашлялся.
– Откуда ты знаешь мою мать, господин? – повторил юноша. – Прошу тебя, скажи мне все!
– Дай руку, – вместо ответа проговорил Салих, – да помоги подняться. Идем. Я хочу поговорить с тобой обо всем у меня дома.
***
Ни Алаха, ни Одиерна не вышли его встречать. Впрочем, он и не ожидал ничего иного.
Юноша почтительно пропустил хозяина вперед, вошел следом и огляделся посреди запущенного, но в общем очень уютного дворика.
– Ты живешь здесь один, господин?
– Нет. Если мои друзья захотят, то выйдут к тебе познакомиться. Сам по дому не шарь. Увижу, что выслеживаешь, – убью своими руками, понял?
– Понял…
По растерянному виду Мэзарро Салих догадался: ничего-то парень еще не понял.
Они устроились в тени. Вытащили из корзины остатки вина, фрукты. Мясо Салих прикрыл виноградным листом, чтобы не садились мухи. К вечеру он собирался поджарить его на вертеле, но сейчас было слишком жарко для того, чтобы разводить огонь на кухне.
– Итак, Мэзарро, ты говоришь, что отец твой, торговец шелками, разорился и умер, а мать твоя, которую называют Фадарат, сейчас голодает.
– Именно так обстоят дела, господин. Одним Богам ведомо, что с нами сталось бы, если бы сегодня я не встретил тебя!
– Ты ешь, ешь, – задумчиво сказал Салих. – А твоя мать… вернее, наложница твоего отца, – она ничего не рассказывала тебе о других своих детях?
– Ты, верно, старый друг моего отца… – Тут Мэзарро вспомнил, как яростно проклинал покойного его странный собеседник, и поспешно поправился: – Точнее, старый его враг. Не так ли?
– Возможно. Ну так что рассказывала тебе Фадарат?
– Когда-то у нее был собственный сын, родной… Она до сих пор оплакивает его. Говорит, что все несчастья начались с того дня, когда она потеряла его навсегда.