- Я бываю там, где получаю удовольствие, - негромко ответила она, снова уставившись в потолок. - Более того, я получаю наслаждение, такое наслаждение, какое тебе и не снилось. Самое острое и самое глубокое наслаждение, какое только можно вообразить.
- Ты что, не понимаешь, что в твоем возрасте это очень опасно?! - взорвался Георгий. - Тебе уже не семнадцать лет!
- Ты о чем? - Она слегка удивилась, но, однако, не настолько, чтобы все-таки посмотреть на него.
- Ты ведь наркотики употребляешь, да? Я угадал? Что ты делаешь? Нюхаешь кокаин? Или колесами заправляешься? Или уже колешься? У тебя что, совсем мозги отшибло, не соображаешь ничего, да? Забыла, сколько тебе лет?
Он еще успел проорать несколько столь же гневных слов, когда вдруг понял, что она его не слушает. Она хохочет. Громко, немного истерично, даже как-то надрывно. Теперь она сидела в ванне, полуобернувшись к нему, положив руки на бортик и уткнувшись в них лицом. Внезапно смех оборвался. Она подняла голову и посмотрела на Георгия так, что ему стало не по себе. Глаза ее были еще более страшными, а лицо еще более бледным, чем полчаса назад, когда она пришла.
- Я все помню, мальчик, - медленно произнесла она. - И про свой возраст, и про твой, и про свои деньги, и про твои. В твоей убогой головенке живет скудный набор представлений, которыми ты и руководствуешься в своей скудной жизни массажиста. Ты думаешь, что единственный источник настоящего наслаждения это наркотики? Мне жаль тебя, мальчик. Ты не знаешь и никогда не узнаешь истинных глубин наслаждения и восторга, потому что они недоступны твоей скудной, убогой душонке.
Она сделала короткую паузу и вдруг завопила:
- Убирайся! Вон отсюда! И не смей за мной следить и задавать мне вопросы!
Георгий испуганно шарахнулся к двери, он не ожидал такого перепада громкости. А она продолжала спокойно и холодно:
- Иди домой. Придешь, когда я разрешу. Будешь хорошо себя вести, подарю тебе что-нибудь… Какой у нас там ближайший праздник? Пасха, что ли? Вот на Пасху и подарю, если будешь умником. Пошел вон отсюда.
«Старая шлюха, - злобно твердил про себя Георгий, натягивая куртку и захлопывая за собой дверь. - Сволочь! Истеричка! Хамло! Почему она смеет так со мной разговаривать? И главное, почему я ей это позволяю? Почему она не боится, что я ее брошу? Откуда у нее такая уверенность, что на мое освободившееся место тут же выстроится очередь из претендентов? Смотреть не на что, а туда же… Или у нее денег больше, чем я думаю? Гораздо, гораздо больше, просто она не хочет это афишировать, потому и квартирка у нее самая обыкновенная, и машинка у нее скромненькая, и не швыряет она купюры направо и налево, а бережет, копит. Много у нее денег, ох, много, и она твердо знает, что на эти деньги она сможет купить себе любого мужика, который понравится. Но если это так, если так, то… Надо все обдумать. Если она действительно не просто состоятельная стареющая дама, а очень и очень богатая дама, то это мой шанс, который я могу использовать на все сто, а могу бездарно профукать. Лучше, конечно, первое, чем второе».