Однажды я собрал чемодан, положил его в багажник и отправился в путь-дорогу. Я едва доехал до Риверсайда, как меня охватил знакомый страх. Я съехал с шоссе и, чтобы успокоиться, съел в забегаловке гамбургер и вернулся домой. Я оставил чемодан на полу в спальне до следующего раза, вытащив оттуда лишь носильные вещи, которые могли понадобиться в ближайшие неделю-две.
Страх не покидал меня ни на минуту. Я боялся, что меня отвергнут, не ответят на мою любовь, лишат последней надежды. Опасался каких-то потаенных чувств, поднимавшихся во мне. Все мои страхи были перемешаны, как молочный коктейль, и поданы мне в полной до краев чашке. Настолько полной, что я шагу не мог ступить, не расплескав ее. Поэтому я стоял как вкопанный, не мог двигаться, не мог уехать из Лос-Анджелеса.
Я давно уверовал в теорию одной пули. Можно много раз влюбляться и любить, но есть только одна пуля, которая пронзает тебя насквозь. И если тебе повезет, рана никогда не затянется.
Вероятно, на пуле, доставшей Роя Линделла, было высечено: "Марта Гесслер". Не знаю. Зато я убежден, что моя пуля – это Элеонор Уиш. Она пронзила меня насквозь. Были женщины до нее и после нее, но нанесенная ею рана кровоточит и будет кровоточить всегда – иначе быть не может. Как много всего таится в сердце человека!
По пути к Вудланд-Хиллз я заскочил в "Вандомские вина", а потом поехал на Мельба-авеню. Без звонка. Лоутон Кросс всегда дома.
После троекратного стука Дэниелл наконец открыла дверь. Лицо ее, и без того угрюмое, помрачнело еще больше.
– Он заснул, – процедила она, не двигаясь с места. – Никак не придет в себя после вчерашнего.
– Разбуди его, Дэнни, мне нужно поговорить с ним.
– Слушай, чего ты ломишься в чужой дом? Нет у тебя такого права. Ты больше не полицейский.
– А у тебя есть право решать за мужа, с кем встречаться, а с кем нет?
Мое замечание немного сбило с нее спесь. Она подозрительно покосилась на ящик с инструментами и на коробку у меня под мышкой.
– Что там у тебя?
– Подарок ему несу. Кроме того, мне надо подготовить его. К нему должны заехать.
Дэнни молча отступила, пропуская меня. Я прошел в спальню к Лоутону. Он спал, полуоткрыв рот. На щеке виднелась засохшая струйка лекарства. Мне даже смотреть на него не хотелось. Этот полутруп явственно показывал, что может случиться с человеком. Ящик с инструментами и коробку с часами я поставил на кровать и громко хлопнул дверью в надежде разбудить Кросса. Глаза у него приоткрылись, но взгляд был затуманен.
– Эй, Ло, это я, Гарри Босх.
Я выключил зеленый огонек на мониторе.