Харинтий Гусь принял ярла радушно. Низко поклонившись, кивнул на крыльцо:
— Потрапезничаем отдельно от всех, князь. Заодно и поговорим…
Обед был шикарным, по-византийски изысканным. Тушенные в белом вине ребра барашка, жареные перепела, рыба в грибном соусе, горошек, огурцы в меду, жаворонки в молоке, сдобренном шафраном, даже паштет из соловьиных язычков. Пожалуй, никто еще так не едал в Киеве! А вино? Красное — цвета крови, терпкое, кисло-сладкое на вкус, белое — игристое, веселящее, такое, что, попробовав, никак не захочется оторваться; стоялые меды, медвяной" квас, пиво…
Обо всем переговорили с Харинтием: и о том, что тревожило киевских именитых купцов, и о заботах более мелкой торговой теребени, о тайных мыслях простых киевлян и о надеждах дружины. Картина складывалась не простая, даже, может быть, сложнее, чем в Новгороде, где было гораздо меньше алчущих власти группировок. Опирающийся на страх Дир устраивал, пожалуй, не столь и многих. Ну, высшее жречество — облакогонителей, вообще волхвов — собственно, на них он и опирался, плюс часть бояр, довольно значительную, коих друид поддерживал надеждами на скорое закабаление смердов — об этом уже открыто говорилось на торжищах и у пристаней, что, конечно, не могло не вызвать ответной ненависти самих смердов, коим уж очень не хотелось превратиться в зависимых закупов и рядовичей, а то и вообще — в челядь. Дирмунда, похоже, эта сторона проблемы не волновала нисколько — кто когда брал в расчет сиволапых мужиков, быдло? Другое дело — дружина, профессиональные воины. Старшая дружина — бояре — имела людишек и земли, младшая же — «детские», «отроки», «гриди» — кормилась милостью князя и, как манны небесной, жаждала успешных военных походов. В общем, все было как в Новгороде, только в больших масштабах. И еще одно — дружинники, особенно младшая дружина, были очень недовольны действиями Дира в последнем походе. Если бы не славный князь Олег Вещий — не было бы у них ни богатства, ни чести. Жаль, хороший был князь, удачливый и хитроковарный, вот бы и киевлянам такого!
— Дир уже считает себя единовластным хозяином Киева, — нехорошо усмехнулся Харинтий. Черные волосы его рассыпались по плечам, круглое, обрамленное недавно подстриженной по ромейской моде бородкой лицо покраснело не столько от выпитого, сколько от разговора.
— Пойми, князь, — азартно шептал купец. — Я говорю с тобой не только от себя, но и от лица всех именитых гостей, связанных с заморской торговлей. Нам не так нужны походы, как гридям, лишь бы заставить императора ромеев вести дела по чести, а ведь это вполне можно сделать. Вот что должно быть истинной целью военных походов, а не какая-то там дань… — Харинтий презрительно скривился. — Однако Дир не считает нас за людей, опирается только на знатных, да на это шелудивое отродье — волхвов, бездельников, умеющих только дурить упившихся брагою смердов. До чего дошло: он, Дир, уже обложил всех богатейших купцов данью на свои нужды. Мы дали часть, как не дать? Но ты прими с уважением, не кривь рожу… И раз мы даем серебро, то должны иметь и соответствующее положение, и уважение тоже. А тут… Вот что, князь, мы не хотим, чтобы так продолжалось дальше!