Но встает вопрос: а чего вы, Светлов Александр Антонович, стоите без… Он запнулся мысленно на этой фразе. И действительно — как это назвать? Внушение? Экстрасенсорика? Слово «гипноз» по-прежнему казалось неприменимым…
Какая разница…
Юрфак… А смог бы ты, Саша Светлов, поступить туда столь легко — без блата, без взяток? К тому же изрядно подзабыв школьные знания за время службы в армии?
Да и два армейских года, пролетевшие так быстро и спокойно, без намека на какую-либо дедовщину… Он всего лишь сказал, что умеет рисовать и будет очень хорошо, если ему поручат именно это занятие, — и большая часть службы прошла в комнатенке при штабе, заваленной наглядной агитацией, даже его раскладушка помещалась там с трудом…
Внезапно всплыло в памяти то, что он старался вспоминать как можно реже, что хотел бы позабыть навсегда.
Татьяна…
Десятый класс, семнадцать лет, она — первая красавица школы, а он… В общем, до смешного банальная история: ночью Сашку терзали не то мечты, не то видения — яркие, обжигающие. А днем он робел и мялся, и не знал, как подойти к ее компании — к уверенным, хорошо упакованным, и хуже того — к снисходительно-дружелюбным…
Но закончилась банальная история необычно. Новогодний школьный бал, усыпанный конфетти пол. Он и она двигались в медленном, тягучем танце — пригласил, набрался смелости, она снисходительно согласилась, позади кто-то хихикнул…
— Я люблю тебя, — сказал он тихо, чтобы могла слышать лишь она.
Она чуть отстранилась, но все равно была рядом. Глаза смотрели в глаза.
— И ты тоже любишь меня, я знаю, — сказал он твердо. — Поверь мне, любишь. И мы должны быть вместе.
Мать работала в ночную смену, Маришка по такому поводу куда-то умотала до утра (якобы провести с подругой ночь за конспектами, сессия, дескать, в разгаре) — они были в квартире одни. Татьяна одевалась, собирая по комнате разбросанное нижнее белье — напряженная, скованная, молчащая, избегающая смотреть на него… Он сидел на краю измятой постели и хотел ей что-то сказать… Но сказать, глядя в глаза, и всё никак не мог встретиться взглядом, а потом встретился-таки…
Ее взгляд, обжегший, как выплеснутая в лицо кислота, он не мог забыть до сих пор. Но она так ничего и не сказала Сашке. За все последовавшие месяцы совместной учебы… Ни слова.
Не всё, далеко не всё он может внушить…
Но разве он делал это корыстно? Сознательно во вред другим? Или хотя бы специально?
Нет, никогда.
Он на самом деле хорошо учился, хорошо рисовал, хорошо работал. И любил Татьяну…
Не было необходимости убеждать кого-то во лжи.
А если бы была?