И что же?
Никто за это не отвечает, никого нельзя привлечь к ответственности. Разве в самом деле можно считать ответственностью то, что после какого-нибудь отчаянного краха виновное в этом правительство вынуждено уйти?
Или что соответственная коалиция партий распадается и создается новая коалиция?
Или далее, что распускается палата?
Да разве вообще колеблющееся большинство людей может всерьез нести какую-либо ответственность?
Разве не ясно, что сама идея ответственности связана с лицом!
Ну, а можно ли сделать ответственным практического руководителя правительства за те действия, которые возникли и были проведены исключительно вследствие желания или склонности целого множества людей?
Ведь все мы знаем, что задачу руководящего государственного деятеля в наши времена видят не столько в том, чтобы он обладал творческой мыслью и творческим планом, сколько в том, чтобы он умел популяризировать свои идеи перед стадом баранов и дураков и затем выклянчить у них их милостивое согласие на проведение его планов. Разве вообще можно подходить к государственному деятелю с тем критерием, что он обязательно должен в такой же мере обладать искусством переубедить массу, как и способностью принимать государственно мудрые решения и планы?
Да разве вообще когда-нибудь видно было, чтобы эта толпа людей поняла крупную идею раньше, чем практический успех этой идеи стал говорить сам за себя?
Да разве вообще любое гениальное действие в нашем мире не является наглядным протестом гения против косности массы?
Ну, а что делать государственному деятелю, которому не удалось даже какой угодно лестью завоевать благоволение этой толпы?
Что же ему остается - купить это благоволение?
Или ввиду глупости своих сограждан он должен отказаться от проведения того, что он считает жизненно необходимым?
Или он должен уйти?
Или тем не менее остаться?
Человек с характером в таком случае попадает в неразрешимый конфликт между тем, что он считает необходимым, и простым приличием или, лучше сказать, простой честностью. Где здесь найти границу между той обязанностью, которую возлагает на тебя общество, и той обязанностью, которую возлагает на тебя личная честь?
Ведь каждому действительному вождю приходится решительно бороться против всех попыток унизить его до роли простого политикана. И наоборот, разве не ясно, что именно политикан при таких условиях будет чувствовать себя призванным «делать» политику как раз потому, что в последнем счете ответственность несет не он, а какая-то неуловимая кучка людей?
Разве не ясно, что наш парламентарный принцип большинства неизбежно подкапывается под самую идею вождя?