Она решила идти напрямик:
— Ты хочешь мне что-то сказать, да?
Она уже задавала ему этот вопрос в машине, но ответа не получила, Он опять принялся лавировать.
— Нет, — улыбнулся он. — Или, вернее, да, но не сейчас. Что ты выбрала?
Он говорил голосом соблазнителя, с каким-то подтекстом. Господи, да за кого он ее принимает? Она чувствовала, как под столом он барабанит каблуком по полу. Она снова уткнулась в меню и буркнула:
— Я не разбираюсь в этих штуках. Марк шутливо предложил:
— Не хочешь попробовать «фарандолу из морских гребешков, в соке из красного мяса гребешка, приправленную маслом цитрусовых»?
Она улыбнулась.
— Или «сюпрем из пулярки с гарниром из ее сочных синих ножек»?
Она подхватила:
— Я лучше возьму «дубовые грибы шитаке в кокотнице».
— Я тебя понимаю. Но не забывай об «эндивии, припущенном в молодом вине».
— Не говоря уж об «утиной колбаске в слоеном тесте»!
Они расхохотались. Словно по волшебству, они почувствовали себя сообщниками. Их объединила очевидность, ясная, сверкающая. Как отсрочка неминуемого. Как глоток спиртного в окопе. Она сразу почувствовала, что долго это не протянется.
И действительно, лицо Марка внезапно застыло и побелело как мел. Перед ней возникло лицо покойника, неподвижное, отсутствующее, не принадлежащее этому миру.
— Извини, — бросил он.
И резко встал из-за стола.
Сомнений быть не могло.
В окне он увидел его. Бритая голова. Удлиненное серое лицо. Огромный рост. Точно, это он. Реверди. Марк пересек зал ресторана. Он не знал, что будет делать, — у него даже не было оружия. Но он хотел знать наверняка.
Он остановился на пороге, словно на краю пропасти. Осмотрел освещенный квадрат двора. Внимательно изучил серые камни, вдохнул свежий запах сырости, прислушался к шелесту листвы. Ничего. Он попытался проникнуть взглядом дальше, в темноту. Никого. Сельская ночь, не более и не менее угрожающая, чем все остальные.
На его плечо легла рука.
Он обернулся, вскрикнув, поскользнулся на ступеньках и стал заваливаться назад. Ему чудом удалось сохранить равновесие и занять оборонительную позицию в свете фонаря. К нему приблизился широко улыбающийся человек:
— Мне так неприятно! Я напугал вас. Я — директор отеля.
Марк попытался что-то сказать — и не смог.
— Не бойтесь: наша стоянка охраняется днем и ночью.
Он с трудом понимал, о чем говорит этот человек. Несмотря на то что он был тепло одет, его била дрожь. От выступившего пота лицо покалывало словно булавками. Он снова попытался заговорить: безрезультатно. Директор последовал за ним во двор, по-прежнему говоря что-то непонятное. Наконец Марк пробормотал: «Очень хорошо, очень хорошо», — и, опустив голову, вернулся в зал, по дороге чуть не сбив с ног официанта.