Черная линия (Гранже) - страница 286

Не кладя трубку, она на ощупь нашла выключатель лампы возле изголовья постели. Когда вспыхнул свет, она с удивлением увидела, что в комнате все в порядке, все на своих местах. Ее окружала действительность, привычная, надежная.

— Хотите, чтобы я тоже приехал?

Его голос звучал серьезно и в то же время нежно, это напомнило ей о маленьком смятом букетике. Из чистой жестокости она заставила его повторить этот вопрос:

— Что

Жан-Кристоф Гранже

— Хотите, чтобы я приехал? Я хочу сказать… я сам?

— Нет.

Она поклялась себе, что не будет бояться.

Очень старая клятва. Ее личная.

Она встала, натянула джинсы и отошла от спартанского ложа, служившего ей постелью, — простого матраса на полу, возле кухонной стойки. Она занялась делом, начала убирать. Стоило ей остановиться, как из всех углов до нее начинали доноситься разные тихие звуки, полные страшного смысла.

Жак Реверди приходил сюда.

Внезапно она остановилась: а вдруг он еще здесь? Ей показалось, что сердце полетело вниз, цепляясь за ребра. Она снова принялась раскладывать все по местам, стараясь производить как можно больше шума, как в детстве, когда оставалась одна дома и хлопала дверьми, включала на полную мощность телевизор, чтобы отогнать тени…

Конечно, никого здесь нет.

Ей показалось, что тишина снова пытается напугать ее. Треск. Стон. Шорох. Она остановилась перед окнами, затянутыми белой тканью. А вдруг он во дворе? Вдруг он подсматривает за ней через щель между шторами?

Хадиджа схватила свою связку ключей, нашла в шкафчике возле счетчика электрический фонарь и, не раздумывая, вышла во двор босиком, в джинсах и футболке.

Луч света дрожал перед ней. Удары сердца сотрясали грудную клетку. Она пошла по двору. Она думала о Марке. Теперь она не может его бросить. Теперь точно не может. Она хотела оставить его на милость его собственного безумия, но если Реверди жив, значит, Марк не безумен: он просто прозорлив.

В здании напротив не светилось ни одно окно. Она посветила фонариком влево, в сторону двери. Никого. До нее доносился только далекий шум уличного движения, но в Париже он никогда не затихает. И запах города, кисловатый, нечистый, но более мягкий, более легкий в это время — запах сонного дыхания.

Хадиджа опустила фонарь. Она победила свой страх. Это все от головы. Все… Она закричала, услышав шум шагов.

Фонарик выпал у нее из рук и покатился по земле.

И остановился возле тяжелых башмаков с железными набойками.

— Мадемуазель Касем? — спросила тень. — Нас прислал капитан Мишель.

Пять часов утра.

Самая долгая ночь в ее жизни.

Техники подключили свою аппаратуру к городским и к мобильным телефонам, к компьютерам и модемам. Она предложила им еще кофе — она уже неплохо управлялась с кофеваркой, — а потом выставила. Перед дверью теперь дежурили двое легавых.