— Мирон Павлинович Нижниченко. Генерал-майор, заместитель Начальника Службы Безопасности ЮЗФ. Зачем меня связали?
— Господь с Вами, Мирон Павлинович. Не связали, а привязали. Такие правила у нас в реанимации. Так Вы помните, что с Вами случилось?
— Не очень…
— А как себя чувствуете? Болит что-нибудь?
— Горло саднит…
— Ну, после интубации это нормально. А кроме горла? Голова? Живот? Трудно дышать?
Мирон честно прислушался к своим ощущениям.
— Вроде нет.
— Слабость? Тошнота?
Чувствовалось, что врач любил свою работу. А как же иначе. В Академии все были трудоголиками, другие там не выживали, уходили в более спокойные места.
— Да нет…
— Позвольте.
Доктор бесцеремонно оттянул генералу веко сначала на одном глазу, потом на другом, удовлетворённо хмыкнул и повернулся к сестре.
— Хорошие показатели. Продолжайте наблюдение.
— Руки-то развяжите, — напомнил Мирон.
— Конечно-конечно, — согласился доктор уже в дверях палаты.
Через час его перевезли из реанимации в одноместную палату-люкс с холодильником и телевизором. Правда, пульт от телевизора не выдали.
А ещё через час генерал-лейтенант СБ ЮЗФ Мыкола Хомыч Лыбедь, возбуждённо расхаживая от окна к двери и обратно, посвящал Нижниченко в историю его чудесного спасения.
— Літак тільки почав заходити на посадку — і раптом буквально розлітається на шматки в повітрі. В Управлінні усі шоковані були. Експертиза нічого зрозуміти не може. Чорні скриньки досліджували — всі бортові системи працювали нормально. А підривники повторюють — не було міни на борті і все тут. Одні папери пишуть, інші пишуть, а користі ніякої.
— На сусідів, либонь, грішив? — устало поинтересовался Мирон.
Кое-кто из коллег Мыколы Хомыча общался с ним на втором государственном столь же принципиально, сколь сам генерал Лыбедь всегда и везде говорил только на украинском. Мирону подобное поведение всегда казалось неоправданным расходом энергии, вроде обогревания улицы в зимние холода. Сколько батарею не топи, за окном теплее не станет. Любой государственно мыслящий человек понимает, что два госязыка в Юго-Западной Федерации — единственное разумное решение. Оставить государственным только один (неважно какой) — прежде всего, крупно нагадить своей стране. А уж людей, не способных отличить патриотизм от идиотизма, в Киеве к реальной политике не подпускали на пушечный выстрел. Демократия — хорошая штука только тогда, когда отлажен скрытый от посторонних глаз механизм реального принятия решений. К счастью, в ЮЗФ этот механизм отлаживали настоящие специалисты.
— Перевіряли таку версію. Так тільки там же не дурні остатні — тебе підривати. Політичною фігурою, вибач вже, ти ніколи не був…