– Ну хорошо. Меня тошнит, когда я думаю об этом. Ни один порядочный человек не стал бы говорить об этом. И уж, конечно, не тетке описывать это своему племяннику. Но ты меня вынуждаешь, так слушай. Давно, когда ты еще не родился и когда твои родители жили здесь, однажды вечером я решила поговорить с твоим отцом наедине. Я выбрала время, когда твоя мать, как мне казалось, находилась в гостях – у нее было очень много друзей, у хорошеньких женщин всегда так. Я пошла в комнату Мэтью и открыла дверь… – Агата замолчала и отвернулась от Тима. – Как бы это сказать? Она не была в гостях. Она была с ним. Они были так заняты друг другом, что даже не заметили меня. Я тотчас же прикрыла дверь. В комнате было почти темно, горела лишь одна лампочка. Они никогда не узнали, что я видела их грязный ритуал. – Последние слова из своего разоблачения тетя выпалила на одном дыхании, – она была голая. И он тоже. Он сидел в кресле, и эта женщина… стояла перед ним на коленях… и делала это… такая гнусность… разврат… Я не могу говорить. И, Господи, прости его, он наслаждался этим. Она его развратила, затащила в свое болото…
Ее рассказ развеселил Тима. Он с облегчением рассмеялся, и Агата пришла в ужас от его хохота. Проявление нежности, подарок жены мужу, любовная награда, которую бы Дженни не задумываясь преподнесла Тиму, была извращена в воображении тети и преувеличена до титула «ритуалы», которые Агата так часто и мрачно вспоминала. Наконец все стало ясно. И это только сделало мать ближе и человечней для него.
Преподобный Китон продолжал отходную, но мысли Тима все еще были заняты другим.
«И все же, – повторял он себе в смущении, – кое-что в рассуждениях тети может быть и правдой. То, что мнимая постыдная тайна оказалась невинной любовной сценой, само по себе еще не доказывало, что его мать не совершала других грехов».
Тим дождался окончания всех трех церемоний. Когда церковный двор опустел, он в одиночестве зашагал вдоль укрытых туманом надгробий. Наконец нашел то, что искал.
«Кейт Довер Галэн. Любимой жене и матери».
Тим опустился на колени у могилы. Дотронулся до камня, погладил его, прижался щекой к холодной шершавой поверхности, с благоволением поцеловал его. На глаза навернулись слезы. «Мама, – произнес он, – скажи мне, что делать». И в то же мгновение, как монета в щель автомата, ему в голову буквально проскочила мысль. Теперь он точно знал, как поступить.
План Джулиана осуществился в субботу, после похорон.
– Не рассказывайте Хэнку Валдену больше того, что ему нужно знать в интересах расследования, – посоветовал Док. – Просто скажите, что у вас есть план, как выкурить этого насильника, и опишите детали. Но только не вздумайте посвящать шерифа… в вашу теорию ИНКУБА. Вы его потрясете. Он решит, что у вас не все дома, и перестанет слушать дальше. Хэнк не дурак, но навряд ли способен все это воспринять. Впрочем, как и я…