– Что ты так смотришь на меня? – спросил Ислам, разделавшись с рагу и принимаясь за холодный компот из красной алычи.
– Тебе в армию скоро, – сказала мать, – вот я и думаю, что ты там есть будешь, на тебя ведь не угодишь. Наверное, я с тобой пойду в армию, буду тебе там отдельно готовить.
– Это было бы здорово, но ты, мама, по возрасту призыву не подлежишь, – заметил Ислам.
– Спасибо тебе, сыночек, за напоминание, – сказала мать.
– Извини, мам, я сказал бестактность, – покаялся Ислам, – ты еще молодая женщина.
– Ничего, – весело произнесла мать, она не умела долго дуться на него, – в пятьдесят лет жизнь только начинается – осмысленная. Если бы не нога, я вообще бы горы свернула. Иди полежи немного.
– Слушаюсь, джанаб Фархад[24], – шутливо сказал Ислам. Он вошел в дом, лег на солдатскую койку и через некоторое время, думая о Лане, уснул.
Вечер выдался неожиданно прохладным, сумеречное небо затянуло облаками. С моря дул сильный ветер и доносил гул прибоя. Ислам с Гара битый час прогуливались по улочкам военного городка, но тех парней до сих пор не встретили. Теннисный корт был пуст, а сам стол сложен и находился под навесом, в ближайшем дворе.
– Кто же в такую погоду играть будет? – наконец сказал Гара, – шарик улетит, ветер.
– Какой ты умный, ала, – восхитился Ислам, – а на улицу они тоже не выйдут? Дома будут отсиживаться? Пошли еще круг сделаем, а потом по пляжу пройдем.
Друзья еще раз обошли военный городок по периметру, на углу постояли немного у открытой двери женского общежития. Вожделенно покрутили головами, надеясь в сумрачной перспективе коридора увидеть обнаженную фигуру солдатки.
– Эх, полжизни отдал бы за шапку-невидимку, – мечтательно сказал Гара.
– Пошли, страдалец, – потянул его Ислам, – этого добра еще много будет в твоей жизни.
– Пусть Аллах услышит твои слова, – набожно сказал Гара и провел руками по лицу.
Вдоль высокого каменного забора, отделявшего городок от воинской части, они вышли на берег моря. Пляж был малолюден, почти пуст и большей частью залит водой. Море было темно-зеленого цвета, повсюду пенились гребни зарождающихся волн, которые с неудержимостью рока совершали движение к земле, чтобы обрушить на нее свою мощь. Под свинцовым небом парили чайки и бакланы, то и дело какая-нибудь бесстрашная птица камнем падала в беснующуюся воду, чтобы выхватить рыбешку, оказавшуюся на поверхности.
– Штормит однако, – сказал Ислам, – может, искупаемся?
– Делать мне больше нечего, – ответил Гара, – я в хорошую-то погоду редко купаюсь. Осталось только в такую волну плавать. Шарахнет о какую-нибудь сваю – будешь знать.