МЫСЛИ его вновь вернулись к заброшенному дому. Отец получил его во время службы в армии старшиной. Жилье предоставлялось военнослужащему в числе прочих льгот или, как сейчас говорят, – социального пакета. До этого, как рассказывала мать, они мыкались по съемным квартирам. В армии отец прослужил недолго – новая блажь пришла ему в голову: демобилизовался и уехал на север, на заработки, совершенно не думая, что станется с женой и детьми. Поскольку жилье было ведомственным, их долго пытались выселить, но затем сжалились и оставили в покое. Мать прожила в этом доме до самой смерти.
Последний раз, когда Ислам видел его, он представлял собой жалкое зрелище. Двор был изрыт и загажен соседскими курами. Разросшееся железное дерево закрывало своей сенью крыльцо и большую часть веранды. На всем лежала печать запустения. Нежилой дом быстро приходит в упадок, в этом смысле он – как жемчуг: без человеческого тепла умирает. Время от времени сестра сдавала его внаем, но квартиранты держались недолго, уходили, оставляя дом в еще худшем состоянии.
С домом было связано еще одно тяжелейшее воспоминание в его жизни. Именно во дворе дома, под кроной железного дерева, он полностью осознал, что матери больше нет в живых. Получив известие, он прилетел из Москвы ночным рейсом, вошел во двор, подергал запертую дверь, но ему никто не открыл. Как раз это обстоятельство – пустой дом и запертая дверь – подействовало на него своей простой очевидностью. Открытая терраса, которую он не представлял без сидящей на ней фигуры матери.
До этого он был относительно спокоен. К разлуке надо себя готовить: предыдущие десять лет житейских неурядиц, жизни вне дома подготовили его к этому событию, постоянное отсутствие матери стало чем-то естественным. Все эти годы он бывал дома наездами. Потом начались ее скитания по домам своих детей – она не могла уже жить одна в силу физических недомоганий, после первого инсульта, когда сосед, случайно зашедший к ней за солью или спичками, обнаружил ее лежащей на полу и вызвал врача.
Даже в то время Ислам всегда знал, где она находится. Он входил в комнату дома брата или сестры, и она вставала ему навстречу, словно королева в изгнании. Ее одиночество усугублялось тем, что она была вынуждена уйти на пенсию. Кто-то из коллег, женщин, метивших на ее должность, написал на нее донос в санэпидемстанцию. Когда-то в молодости она переболела туберкулезом, кашель остался на всю жизнь. В доносе говорилось о том, что она продолжает болеть, поэтому представляет опасность для окружающих. Об этом мать предупредила знакомая, работавшая в СЭС. Скорее всего, ничего и не было бы, но мать, испугавшись пересудов, уволилась сама, несмотря на уговоры директора.