Вряд ли это продолжалось долго. Семен почувствовал, что животное вот-вот упадет, и вновь спешился. Он шел до тех пор, пока не запнулся о чью-то нору и не упал. Оказалось, что лежать не хуже и не лучше, чем идти, и он не стал подниматься, только лег поудобней.
Нет, на самом-то деле он не лежал на холодном ветру под необъятным пасмурным небом. На самом деле он сидел теплой летней ночью у воды и выщелкивал ногтем на переднем зубе тему «Воздушной кукурузы». А перед ним на песке в такт извивалась, перебирала ногами обнаженная тонкая светловолосая девочка. Она танцевала второй раз в жизни, но у нее хорошо получалось.
Эта девочка считала себя уродкой и клятвенно обещала своему долгожданному мужчине растолстеть – при первой же возможности. Он запретил ей это – сказал, что извращенец и любит худеньких. Потом – после беременности и родов – оказалось, что петелька-эталон не налезает на ее попу – какое горе! Он посмеялся тогда, отделался шуткой – сказал, что в мире будущего желающие похудеть женщины садятся на диету или начинают бегать трусцой. Несколько дней спустя Семен увидел ее бегущей по тренировочной тропе – в самостоятельно изобретенном и изготовленном лифчике. Спорта, физических упражнений «просто так» в этом мире еще не придумали – Сухая Ветка с подружками стали женщинами-воительницами. Виноват ли Семен? Этим вопросом можно не задаваться: во всем, что происходит с ним и вокруг него, он виновен.
Нет, нельзя сказать, что он вспоминал былое – нельзя! Он просто вернулся в него и переживал заново – день за днем, день за днем…
Рыжий неторопливо поднялся на холм, повернулся головой к ветру и стал принюхиваться. Таким образом он как бы осматривался, ведь его глаза «не брали» далеких объектов. Ветер принес много интересного: далеко на северо-западе за мелкой текучей водой паслись две семейные группы – это «свои», те, кто когда-то входил в состав его стада. Кажется, «свои» были и на севере, но их было почти не «видно», потому что ветер приносил лишь отголосок запаха.
Сейчас мамонт был сыт и мог позволить себе стоять долго. Он и стоял, пока ветер не стих, а потом начал тихо дуть с другой стороны. Рыжий «всмотрелся» и туда – там тоже были «свои», но очень далеко. Рыжий не успел понять, кто это и сколько их, потому что «увидел» страшное. К обонянию подключились какие-то другие органы чувств – те, которые заставляют ощущать чужую боль.
Впрочем, это была даже и не боль, а бездонная тоска предсмертного одиночества. Рыжий сам испытывал ее не раз, ему случалось даже заглянуть за границу смерти – ничего страшного там не оказалось, но путь туда… Рыжий шумно вздохнул, отгоняя воспоминания, и двинулся навстречу запаху, навстречу беде.