Какой-то торговец подобрал Тонио в предместьях Сан-Хуана.
Первый месяц в Нью-Йорке оказался необычайно тяжелым для миссис Перес. Она думала, что умрет от холода, хотя зима уже кончилась. Конечно, в их квартире имелись все удобства: водопровод, ванна, туалет. Но не хватало привычной суеты Ла-Эсмеральды.
– Здесь все люди такие занятые и холодные, – жаловалась миссис Перес, – и двери у них всегда закрыты на замок.
Она не говорила по-английски и едва ли могла научиться. Кроме того, в отличие от большинства пуэрториканцев, приезжающих в Эль-Баррио, у нее не оказалось родственников. Весь день она, завернувшись в одеяло, сидела у радиатора, боясь даже пойти в магазин. Наверное, миссис Перес чувствовала себя увядшей и преждевременно состарившейся.
У мистера Переса дела шли лучше. Он уже жил в Нью-Йорке прежде, и неплохо говорил по-английски. Поэтому ему сразу удалось получить работу на обувной фабрике.
У Тонио тоже началась новая жизнь. Хотя ему давно пора было идти в школу, они не считали нужным заставлять его что-то делать, и он мог свободно разгуливать по городу. В первом порыве отцовских чувств мистер Перес проявил немалую щедрость, и Тонио тратил свои деньги в районе Тайм-сквера. Особенно его привлекал киоск фотографа. Миссис Перес порылась в своей черной сумке и протянула мне несколько старых снимков.
Фотографии произвели на меня сильное впечатление. Даже тогда, в тринадцать лет, он отличался от других пуэрториканских мальчишек. Лихорадочные, заметно косившие глаза, удлиненное лицо с заостренным подбородком, более темное, чем у матери. И на всех фотографиях одна и та же одежда. Черная, и как будто со стоячим воротником.
– Это накидка, – пояснила миссис Перес, склонившись над моим плечом, – Тонио всегда носил ее. Он был в ней как будто с крыльями.
Магическая накидка, брухерия и Бог знает, что еще – он наверняка считал себя супербоем и верил, что имеет mal de ojo. Я снова взглянула на его глаза, слишком дикие и беспокойные, чтобы свидетельствовать о его здоровье.
Однако некоторое время казалось, что Тонио забыл свое прошлое. Эпилептические припадки почти прекратились. Он научился говорить по-английски. И хотя так и не пошел в школу, но ни разу не попался за бродяжничество. К тому времени, когда мистер Перес начал тратить деньги в барах, вместо того чтоб одаривать своего приемного сына, Тонио даже устроился на работу в мясной лавке. И мясник закрыл глаза на то, что его работнику нет еще и шестнадцати.
Правда, очень скоро Тонио потерял это место. Миссис Перес точно не знала почему. Она только сказала, что мясник испугался. Возможно, причиной тому послужила жутковатая внешность Тонио или его особенная манера смотреть на ножи и наблюдать за разделкой мяса. А может, и упоминание о жизни с брухой. Разумеется, любой намек на mal de ojo лишил бы Тонио работы в Эль-Баррио.