Взметая облака золотой пыли, ожерелье стремительно приближалось. По сигналу вице-регента и главнокомандующего Костилянского ордена сэра Джаилза Эшели, командовавшего на этом фланге, конники сорвались с места и понеслись навстречу воинству Саладина. Сшибка была мощной, Видаль ощутил, как его копье столкнулось с преградой, отдав удар в плечо, и тут же он прорвался за линию врага и, бросив копье и достав более удобную в ближнем бою палицу, начал охаживать ею противников. Первый же удар размозжил нападавшему на него сарацину голову, враг рухнул под копыта коня, второй удар пришелся в щит другого мусульманина, который успел юркнуть за него, выставив перед юношей синий герб с желтой луной. Пейре размахнулся снова и шит разлетелся на две части. Конь трубадура дернулся и отнес его чуть в сторону, от свары, но Пейре тут же вернул его обратно, врываясь в гущу сражения и осыпая противников мощными ударами.
Кругом кипела тяжелая воинская работа, кровавая каша, кто-то прыгнул на спину Видаля, но тот развернулся и саданул нападавшему локтем в кадык. После чего этот кто-то, хрипя и извиваясь всем телом, свалился на землю. Пейре нанес еще несколько ударов, прежде чем его конь поднялся на дыбы и рухнул на спину, подминая под себя не успевшего спешиться всадника.
Пейре нашли только на следующий день, когда оттащили труп несчастного животного. Трубадур еле-еле дышал. На носилках он был доставлен в лагерь, где пролежал несколько дней, почти не подавая признаков жизни. За время болезни Видаля воинство Ричарда осадило и отбило у сарацин Акру. В отнятой у богатого сарацина усадьбе Пейре наконец пришел в себя и начал говорить и даже вставать с постели. Шел 1191 год.
Лечение заняло несколько блаженных месяцев, в течение которых никто особо не беспокоил юношу и он мог наконец-то без помехи предаться своим горестным думам и воспоминаниям. Затем Ричард снова возобновил боевые действия, ведя рыцарей отбивать гроб Господень, и Пейре вынужден был опять надеть на себя плащ с крестом.
Однажды на привале, когда воинство Ричарда расположилось на расстоянии полета стрелы от стана противника и с той и с другой стороны поднялись разноцветные шатры и знамена, Пейре позволил снять с себя броню и, умывшись, надел свежее белое сюрко. Был вечер и ветер слегка колыхал стяги с изображениями черных пантер, соколов с расправленными крыльями, французскими лилиями, буйволами и различными крестами, но выше всех было поднято алое знамя Ричарда Львиное Сердце с пятью золотыми львами.
Кто-то положил на руки трубадура белую лютню, и дотронувшись до нее, Пейре запел. Сначала он пел, поднимая из глубин забвения слова и образы собственных песен, потом на память пришли призывные сирвенты оставшегося дома Бертрана. Спев их все одна за другой, он завалился спать прямо под открытым небом. Уже привыкший к роли няньки рядом с ничего не замечающим и не реагирующим хозяином Хьюго попытался было забрать у спящего лютню, но тут же по лучил в зубы и успокоился.