…Начал писать. Выходит хорошо: свежо и остро, непохоже на прежнее. Очень хочется писать, читать, немногих хороших людей, воздуха, тишины.
Зайчик, зайчик, я очень соскучился по тебе и по Димушке. Он не сердится на меня? В Москве одиноко и скучно, но эта скука дает мне возможность писать.
Видишь, как добросовестно я написал тебе все здешние неинтересные новости. Да, еще, – Муровы 15 августа едут в Балаклаву. Звонил Синявский – Мальвина в Геленджике. Он на днях едет к ней, а оттуда морем в Одессу он один. Остановится в Севастополе на день и заедет в Балаклаву, – она его очень занимает. Балаклавское вино выпили впятером: Ново-грудский, я, Фраер, МК и Леночка. Весело было, т. к. Фраер погружен в жесточайшую хандру, я никак не привыкну к Москве после моря, Новогруд-ский скучает по Тамаре (она уехала), а МК молчит и зябнет. Она все время работает по ночам, до 45 часов, устала, стала совсем прозрачной, очень просит дать ей фотографию Димушки (там, где он с обручем). Я обещал.
Шторм ходит очень чопорный, аккуратный и важный, – очевидно, успех действует на него плохо. Молчит, как убитый.
Пиши. Не смей в свежую погоду ездить на большой пляж.
Целую. Кот
(Москва, 15 августа 1929 года)
Кролик, маленький мой, хороший. Получил твое письмо (на пергаменте). Ты зачем тревожишься – после посылки денег (30 руб.) я написал тебе большое письмо на трех листах. Неужели ты его не получила?
Не писал я потому, что «30 дней» заказали мне рассказ, я сказал, что рассказ у меня готов, а на самом деле, как всегда, еще и не начинал его. Пришлось писать четыре дня очень напряженно, но рассказ вышел хороший – бессюжетный, там есть Дим-Передим и ты, и Петро Дымченко, и Балаклава. Называется он «Лето».
Рассказ о лете, мальчике, который в первый раз увидел море, о лете в Крыму и лете в Москве, где живет один отец мальчика. Похоже отдаленно на прозу О. Мандельштама («Шум времени») или Б. Пастернака.
Вот наугад отрывок
«Крошечный мальчик вылез из автомобиля. Ему помогал шофер с пунцовым от загара затылком и мать – светловолосая женщина с ослепительной открытой улыбкой. Мальчик взглянул на отца, как смотрят на доброго и преданного друга, и спросил:
– Па, что это шумит там?
Отец ответил:
– Море.
– А что оно делает, море?
Отец засмеялся и промолчал…»
‹…› Целую.
Твой Кот
(Москва, конец августа 1929 года)
Крол, очень долго не писал тебе, – все дни занят: утром работаю, а каждый вечер бываю на чистке партии у нас в ТАСС и РОСТа. Это дает уйму материала. Чистка напоминает одесскую, – масса анекдотов, нелепого и смешного. Например, редактору Наги (из ИноТАСС) объявили выговор за то, что он написал и издал фантастический роман «Концессия на крыше мира». По словам председателя комиссии по чистке, «интеллигент-партиец все свободное время должен изучать Ленина, а не заниматься чепухой – писанием романов». В общем, о писательстве Наги на чистке говорили как о гнуснейшем преступлении. Обстановка чистки отвратительная: доносы, каверзные вопросы, издевательства, трусость и подхалимство. Задают такие вопросы: «Любите ли вы вашу жену, а если любите, то в чем это выражается?», «На каком основании вы, партийка, пудритесь?» и т. п. На чистке – обстановка больших уголовных процессов.