Зуева, откинув с высокого лба каштановую прядь волос, легонько откашлялась и взволнованно заговорила:
– Товарищи! Я – представитель женского полка легких ночных бомбардировщиков. Но это, пожалуй, громко сказано. Летаем мы на обыкновенных У-2. Наш аэродром находится у села Трехизбенка…
«Так это же совсем рядом с нами!» – подумал я с радостью.
– Мы воюем ночью, – продолжала Катя. – Подвешивают мне под крылья две бомбы. Я взлетаю, иду к передовой, сбрасываю их на фашистов и возвращаюсь домой. Вслед за мной через три-четыре минуты летит подруга и тоже бросает. А подруг у меня в полку сорок! И так всю ночь напролет, то взлет, то посадка. Не знаю, правда или нет, но пленные немцы говорят, что от наших бомб они совсем спать разучились. И немудрено, потому что за ночь каждая наша летчица по пять-шесть вылетов делает, товарищи!
Раздались аплодисменты, возгласы: «Молодцы, девчата!»
После выступления Зуевой был объявлен перерыв. Летчиков пригласили пообедать в столовой.
Выйдя в коридор, мы со Стрелковым стали искать Катю и вскоре увидели ее. Она шла в нашу сторону – невысокая, но стройная, с легкой походкой. На ладно сидевшей на ней гимнастерке алел орден Красной Звезды.
Улыбаясь, Катя протянула нам сразу обе руки, Николаю – левую, мне – правую. Я знал: когда мы учились в аэроклубе, Стрелков и Катя были неравнодушны друг к другу.
Пожимая девушке руку, я пошутил:
– Заметил, Коля, какую тебе Катя руку подала? Левую, что ближе к сердцу. Недаром говорят: левая – для друга, правая – для всех!
Катя, слегка смутившись, рассмеялась:
– Денисов, вы, как всегда, в своем репертуаре.
Мы втроем зашли в столовую, сели за столик в углу.
– Сережа, – сказала Катя, – а вы очень изменились. Совсем не похожи на того юношу, каким были в аэроклубе – длинным, худым, с непокорным чубом… Только вот глаза остались прежние. Не глаза, а лукавые бесенята! Представляешь, Николай, никак не могла понять, когда он смеется, а когда серьезен.
Стрелков смотрел на Катю не отрываясь, и она, вспыхнув, опустила глаза, принялась теребить край клеенки. Некоторое время за столом царило неловкое молчание. Нас выручила официантка. Она принесла нам первое – аппетитно дымившиеся щи с мясом. Мы взялись за ложки.
За обедом Катя и Николай о чем-то потихоньку переговаривались. Я делал вид, что занят едой. Изредка поглядывая на Катю, я вспоминал осень 1938 года, когда так круто повернулась моя жизнь, в чем свою роль сыграла и эта черноглазая девушка…
Однажды утром меня вызвали в заводской комитет комсомола.
– Денисов, сегодня вечером комсомольское собрание, – встретил меня секретарь. – Пиши объявление. К вам из аэроклуба летчик-инструктор придет. Да, вот что! Возьми этот плакат и повесь в цехе на видном месте.