Она подошла к нему совсем близко, и теперь он мог уловить запах ее духов. С самого начала этот аромат кружил ему голову и лишал рассудка, странная смесь мирры и чего-то еще, чему он никак не мог подобрать названия. Но теперь, весь во власти немого ужаса, впервые начиная до конца осознавать, во что он превратил свою жизнь, Хаэмуас узнал его, узнал этот едкий, вселяющий безотчетную тревогу запах. Мирра не могла до конца заглушить кладбищенский, погребальный дух, стойкий и вечный запах смерти и разложения, который он вдыхал бесчисленное множество раз, поднимая крышки с саркофагов, чтобы собственными глазами взглянуть на скрывающиеся внутри обезображенные останки тех, что давно мертвы. И под тяжелым ароматом мирры все тело Табубы было пропитано именно этим запахом, оно само источало дух смерти, разливавшийся волной при каждом ее движении. Хаэмуасу стало дурно.
Пока она плавно и грациозно, словно сам соблазн, двигалась по комнате, он без движения сидел на постели, будто мгновенно обратившись в камень. «Гори был прав. – Единственная мысль тупо сверлила его мозг. – Гори был прав. О боги, сжальтесь надо мной, – Гори оказался прав. Все это время я любил труп».
– Да, – едва слышно выговорил он.
– Отлично! – воскликнула она с улыбкой, и тогда Хаэмуас опять обратил внимание на ее необычный выговор. «Да нет в нем ничего чужеземного, – мысленно воскликнул он. – Это самый чистый и родной египетский, но язык, на котором говорили в Египте многие сотни лет назад. О, как я мог быть таким слепым!»
– Царевич Хаэмуас, – между тем продолжала она, – искусный лекарь, искусный чародей, перед властью которого отступают даже законы богов. Теперь тебе от меня не отделаться. Как думаешь, ты заслужил такое наказание? – Она замолчала, но не потому, что ждала его ответа.
«Да! – мысленно завопил Хаэмуас, – да, мое наказание вполне заслуженно! Я виновен в заносчивости и зазнайстве, прежде не виданном в Египте. Но разве это достаточный повод, чтобы налагать страшную кару и на моего сына, и на дочь, и на бедную многострадальную супругу? Неужели суд богов так жесток?»
– Я проникла в твое тело, в твое сердце, в твои чресла, и я никуда оттуда не уйду, – ворковала Табуба, подходя к нему все ближе и ближе, и ее обсидиановые глаза сверкали в каких-то дюймах от его собственных, а губ его коснулось ее холодное, безжизненное дыхание. – Ты в моей власти. Ты сам отдал себя в мои руки, шаг за шагом прошел весь этот путь. Глупец! – Прикрыв глаза, она повернулась к нему спиной и пошла прочь, а он как зачарованный смотрел на ее плавно раскачивающиеся бедра, на развевающиеся волосы. – Ненефер-ка-Птах и Мерху переедут в этот дом. Ненефер – мой законный супруг. Однако я думаю, ты и сам об этом догадывался. Нубнофрет уехала. Гори умер. Шеритра сидит, запершись в стенах презрения к самой себе. Счастливая будет у нас семейка! – Она повернулась к нему с выражением деланого изумления на лице, брови высоко вскинуты, глаза широко распахнуты. – Да, кстати, я вовсе не беременна. Я это придумала для того, чтобы подвергнуть тебя еще одному испытанию, как велел Тот. Тебе был дан последний шанс к спасению, но ты пренебрег им, Хаэмуас, как отбросил и все прочие. Отказав своим детям в правах наследования, ты тем самым отдал нам в руки инструмент, необходимый для твоего окончательного морального и духовного уничтожения. Но это в прошлом. Теперь вы с Ненефером будете владеть мною сообща. Интересно попробовать, правда? Ну, иди ко мне. – Она раскрыла объятия и медленным, чувственным движением повела бедрами. – Давай предадимся любви. Ты же хочешь меня, я вижу. В прежние времена, Хаэмуас, ни один мужчина был не в силах противиться моим чарам. В прежние, в прежние времена!