Он слышал, как она рассмеялась, и, несмотря на собственный ужас, несмотря на охватившее его оцепенение, на тающее с каждым мгновением неверие, нежелание поверить всему услышанному, его обуяла дикая страсть, такая же яростная и безудержная, что и в тот раз, когда он впервые увидел эту женщину. Хаэмуас поднялся, весь дрожа. Лишенный воли, раздавленный, измученный, он не мог ослушаться.
– Молодец, молодец, – подбадривала она его. – Прекрасно. Мне надо согреться, Хаэмуас. Моя плоть холодна, как Нил, как речная вода, заполнившая мне легкие. Я тогда крепко вцепилась в Ненефера и громко кричала в надежде, что нас еще спасут. И мы действительно спаслись. – Она подошла к нему, провела пальцами по волосам, погладила шею, потом ее руки опустились ниже, пробежали по животу и скользнули дальше, туда, где безвольно набухла его плоть. – Ты спас нас, Хаэмуас, – шептала она, прижимаясь губами к его шее. – Ты. Иди же ко мне, возьми меня, царевич, я хочу твоей любви.
Колени у него подкосились, и Хаэмуас повалился на постель. Табуба легла на него. «Гори, – думал он, – Гори, Гори…» Но это имя ни о чем ему не говорило, не вызывало в душе никаких эмоций, и он, испустив неистовый крик, без остатка отдался своей гнусной страсти.
Потом он лежал рядом с ней, не смея шевельнуться, охваченный ужасом и скованный ледяным оцепенением. У него не было сил двинуть рукой, ему было страшно коснуться ее тела, а она безмятежно вздыхала, спокойно лежала, иногда чуть поворачиваясь во сне – или же в том темном небытии, что называлось для нее сном. «И это – моя судьба, – думал он в отчаянии, – теперь вся моя жизнь сведется лишь к двум составляющим – безудержное желание и столь же невыносимый, равный ему по силе панический ужас. Дни будут слагаться в года, а я лишь стану переходить от одной этой ипостаси к другой, и так до тех пор, пока сама моя жизнь постепенно не истает, не сольется с призрачным миром теней ходячих мертвецов. Уже и теперь я почти парализован. Мои чувства подчинены ей одной. Мой рассудок помутился. Я утратил способность любить. Я потерял, сына, жену, дочь, а скоро я потеряю и то, что еще осталось от меня самого. Тот сотворил из меня создание, во всем покорное Табубе, а что уже случилось, того нельзя изменить. И до конца своих дней, пока я не умру от ненависти и презрения к самому себе, я так и останусь ее верным рабом, и нет на земле такой силы, что была бы способна избавить меня от этой тяжкой ноши».
В это мгновение дыхание у него перехватило, и он быстро сел на постели. «На земле, возможно, помощи мне ждать неоткуда, но как же магия, как же невидимые силы, исходящие от богов? – подумал он, и слабый лучик надежды осветил его душу. – Глупец! Ты же чародей! Вот и настал срок проявить свое умение, или ты окончишь свои дни в вечной муке!»