– Эдмунд, что это значит? С чего ты набросился на меня? Что я такого сделала?
Он встал, кулаки его сжимались и разжимались, и Мэри-Эстер едва не отшатнулась от мужа. Внезапно она осознала, какой он большой и сильный. Она содрогнулась от ужаса и страстного желания, и лишь огромным усилием воли ей удалось сохранить спокойствие.
– Ты всех нас здесь подвергаешь опасности, – продолжал Эдмунд. Он не повысил голоса, нет, она понимала, что он никогда этого не сделает, однако голос его дрожал от напряжения. – Неужели ты не понимаешь, в каком положении мы находимся? Мы за пределами города, мы беззащитны! На западе и на юге стоят крупные силы парламента. Довольно и того, что мой сын и твои кузены сражаются в королевской армии. Но теперь, когда здесь Ньюкасл, и Фрэнсис тоже с ним, в это будем втянуты и мы. Они нас пригласят, и как же мы сможем отказаться? Здесь будут встречи, обеды, они попросят денег и людей… и кто знает, чего еще?
Мэри-Эстер была потрясена.
– Но, Эдмунд… муж мой… что же ты предлагаешь? Ведь ты им не откажешь? Ты не примкнешь к мятежникам?
– Мятежникам? Не знаю я никаких мятежников. Это люди, которые сражаются за то, во что они верят. За свободу от тирании и…
– Против короля?! – воскликнула Мэри-Эстер. – Да это же измена!
Эдмунд повернулся к ней так резко, что Пес навострил уши и зарычал, но ни он, ни она этого не заметили.
– Замолчи! И не смей произносить при мне этого слова! Не забывай, кто ты такая!
Мэри-Эстер, с трудом сдерживая себя, спокойно ответила:
– Я помню, что я из семейства Морлэндов, а Морлэнды поколение за поколением проливали свою кровь за короля!
Наступило молчание, а потом раздался его голос, подобный вздоху:
– Тогда нам пора остановиться, – какое-то мгновение они пристально смотрели друг на друга, а потом Эдмунд продолжил более мягко: – Я не знаю, кто в этой войне прав, а кто – нет. Я не могу даже пытаться судить об этом. Я знаю, что король сделал много такого, что, по-моему, было неправильным. Я знаю, что полномочия парламента были ограничены способом, который мне не по душе. Я англичанин, и свобода – это наше наследие. Но я еще и Морлэнд, ты об этом не забыла, Мэри? – то, что он назвал ее по имени, было в своем роде просьбой, и от этого Мэри-Эстер затрепетала, хотя она и не знала, от гнева ли это, от страха или от любви, а то и от этого сразу. – Прежде всего я верю в себя, в свою семью, в Морлэнд. Меня ничто не волнует в этом противостоянии короля и парламента. Меня беспокоит лишь то, чтобы принадлежащее мне было сохранено для моих детей и детей моих детей. И кто бы ни победил, король или парламент, я хочу, чтобы победитель не смог бы отобрать у меня то, что принадлежит мне. Теперь ты меня понимаешь? Мэри-Эстер в ужасе смотрела на него.