– Утром мы пошлем за врачом, – проговорила Мэри-Эстер, – если, конечно, девочке не станет лучше. У нее в самом деле жар, но это, возможно, просто из-за того, что она перегрелась на солнце Беатриса, если она проснется, позови меня.
– Хорошо, мадам, – нервно присела в реверансе служанка.
Но утром Алисе лучше не стало. Ее рвало, лихорадило, она жаловалась на головные боли, болезненно отводила глаза от света. Когда явился врач и осмотрел ее, лицо его помрачнело. Он подозвал Мэри-Эстер к изголовью кровати и молча указал ей на небольшое красноватое вздутие в паху девочки Холодный ужас сковал сердце Мэри-Эстер, и она лишилась дара речи. Переведя взгляд с врача на Лию, она увидела пот на губах служанки и мертвенную белизну ее лица. «О, Боже милостивый, – взмолилась она про себя, – только не это, только не это!»
– Она будет жить? – наконец проговорила Мэри-Эстер.
Врач покачал головой.
– Мадам, я не могу дать вам никакой надежды. Лишь немногие жертвы чумы выживают. Но мы, конечно, сделаем все, что можем, и всегда остаются надежда и молитва. Вы должны переселить отсюда остальных детей, и в эту комнату вообще никто не должен заходить, кроме того лица, которому поручено ухаживать за девочкой. И ничего нельзя выносить из этой комнаты – будь то одежда или какой-нибудь кубок, – пока над этим не сотворят обряд очищения. Я оставлю вам на этот счет указания, а еще дам рецепт одного лекарства. Вечером я приду снова.
Мэри-Эстер осталась при девочке, а Лия тем временем проводила врача. Пока Мэри-Эстер дожидалась возвращения няни, вошел Эдмунд. Она чисто машинально повернулась к нему, страстно ища утешения, но тут же вспомнила.
– Эдмунд, тебе нельзя заходить сюда и прикасаться ни к чему тоже нельзя… Это… это чума, Эдмунд. Она очень заразная.
Эдмунд посмотрел издалека на худенькую фигурку дочери под покрывалами, а потом перевел взгляд на жену.
– Тогда и тебе тоже следует уйти. А за ней будет ухаживать кто-нибудь из слуг.
Мэри-Эстер посмотрела на мужа ясными глазами, понимая, чего ему, видимо, стоило сказать такое.
– Нет, – ответила она. – Я сама буду за ней ухаживать. Это – мое право.
Эдмунд озадаченно взглянул на нее. Странно что она воспользовалась словом «право», а не «долг»:
– Но ты ведь даже не мать ей.
– Зато она меня так называет. И я буду ухаживать за ней.
Задержав на жене взгляд, Эдмунд произнес:
– Благослови тебя Господь.
А что же еще он мог сказать? Только это… тут и Лия вернулась с рецептом, оставленным врачом.
– Я не смогла прочесть все это, мадам, только у нас, конечно, не найдется и половины этих вещей.