– Ну чего ты, чего! – подскочила к нему мать. – Перестань, все отлично. – И повезла из комнаты.
Алина замерла на мгновенье, потом быстро, крадучись подбежала к альбому, раскрыла безошибочно, вырвала фотографию дерзкой красавицы, спрятала и едва успела вернуться в два прыжка к двери, как показалась Олеся Викторовна.
– Спасибо, – покраснела Алина, едва не пойманная с поличным, – очень все было вкусно и тепло. До свиданья.
Олеся Викторовна проводила Алину до дверей, заперла, вернулась в гостиную, раскрыла альбом столь же безошибочно и увидела то, что, в общем-то, и ожидала увидеть: пустой прямоугольник вместо фотографии.
– Какая все же глупенькая, – откомментировала и снова проявила вокруг гла, з морщинки-лучики.
Алинина «Ока» тем временем фыркнула мотором, мигнула фарами и резко взяла с места.
Навстречу ей показался Богданов «шевроле» не «шевроле», скрипнул, притормаживая, возникло даже ощущение, что улыбнулся. Однако «Ока» на улыбку «шевроле» не «шевроле» отнюдь не ответила, а мрачно прибавила газу и, объехав изумленный «шевроле» не «шевроле», скрылась в перспективе, как бы даже на прощанье показала язык.
Ошарашенный «шевроле» не «шевроле» ткнулся вперед-назад, раздраженно разворачиваясь в тесноте улочки, но когда ему это наконец удалось, маленькой беглянки и след простыл. «Шевроле» не «шевроле» заглядывал во дворы и переулки, налево и направо, вертелся на перекрестках…
А Алина с украденной фотографией в руке вжалась в сиденье «Оки», припаркованной в темной глубине арки-подворотни, и без тепла смотрела, как проносится сперва в одну сторону, потом в другую обезумевший автомобиль капитана Мазепы.
На столе лежал том «дела», раскрытый на снимке убитого практически при ней директора «Трембиты», а рукодельница Алина выстригала канцелярскими ножницами с обломанными кончиками замысловатую фигуру из черной фотопакетной бумаги. Закончив, достала из сумочки украденную накануне красавицу и прикрыла ее получившимся трафаретом: ушли, скрылись под маскою роскошные девичьи волосы, спрятался кокетливый воротничок кокетливого платья – лицо убитого и лицо Богдановой подружки юности приобрели убедительное сходство.
Дверь отворилась, вошел капитан.
Алина захлопнула папочку, попыталась прикрыть ее непринужденным эдаким поворотом фигуры и, как давеча перед Олесей Викторовной, сделала перед капитаном невинное лицо. Но как не прошел нехитрый Алинин номер с мамой, так не прошел он и с сыном, только тот меньше деликатничал: подошел, отстранил невесту, взял том, полистал…
Фотография подруги юности выпала на пол вместе с черным трафаретом. Капитан поднял ее, аккуратно спрятал в карман.