– Это ничего не значит. Зеленые и желтые были самыми дешевыми.
– Что мешает кому-нибудь просто засунуть платок к себе в карман?
– Ничто не мешает. Только его полагается надевать.
Он махнул рукой, пропуская меня. Я пошел искать подходящее окно, которое можно было бы открыть. Приятели Плоскомордого за моей спиной принялись выражать сомнения в том, что я и есть тот самый знаменитый Гаррет.
Я все еще не закончил свои поиски, когда вдруг заметил жирную бурую крысу. Животное не поленилось приостановиться, чтобы подмигнуть мне.
Наконец я взломал одно из окон, и Мелонди со своим роем ввалились внутрь, разлетевшись повсюду в поисках места, где бы укрыться. Никто не заметил их. Все были сосредоточены на скрежещущей тяни-толкательной деятельности по расстановке столов.
Я закрыл окно, прихватил корзинку и пошел высматривать хозяйку и виновника торжества. До меня доносился легкий топоток в простенках и под полами и гудение маленьких крыльев над головой.
Я посмотрел назад: кто-то незнакомый продирался через заставу Плоскомордого. Похоже, Плоскомордый действительно отнесся ко мне по-дружески: меня он так не обхлопывал. Впрочем, если бы я хотел тайком протащить что-нибудь, достаточно было спрятать это под грудой покорных котят.
Уайтфилд-холл явно сколотили с чисто прагматическими целями. Основную его часть составляло открытое пространство, на котором можно было танцевать, устраивать банкеты или торжественные приемы, ставить пьесы, делать все что угодно, не обращая внимания на погоду. Особенно популярны сейчас пьесы.
Театр в нашем городе популярен, это точно. Последний писк моды – драма.
Кроме того, мемориальная комиссия сдавала зал в аренду для частных мероприятий, таких как бракосочетания или празднование дней рождения отдельных личностей из низших слоев общества, игравших большую роль в жизни города.
Сейчас этот пол драили, как могли, но он еще помнил поколения ног, обутых в грубые рабочие сапоги. Потолок был двадцати футов высотой. Там, наверху, были проделаны наклонные окна, чтобы проветривать помещение в летнее время – или когда в зал набивалось слишком много тел. В конце зала, в сотне футов напротив главного входа, располагалась сцена, на три фута выше, чем пол. Слева от нее была дверь, сквозь которую рабочие, перебраниваясь, втаскивали столы.
Двое, руководившие расстановкой, должно быть, были избраны за свою приверженность к стереотипу. Их руки напоминали своей вялостью щупальца дохлого осьминога. Они беспрестанно шпыняли друг друга, словно пара безмозглых девиц. Впрочем, в наши дни вряд ли найдется взрослый мужчина, который не строил бы из себя крутого – каждый в возрасте свыше двадцати четырех лет получил необходимые навыки, пройдя через пять лет военной службы и сумев оставить при себе свою задницу. Включая и эту крикливую парочку.