Девушка не расспрашивала, но один раз, собирая орехи, увидела его, бредущего по
тропе. Он шел, чуть горбясь, высокий, худой. Кожаная рубашка перехвачена ремнем, бобровая
шапка казалась чужой на давно побелевшей голове.
Девушка хотела окликнуть, но вдруг приметила, что отец остановился, ступил назад,
неторопливо поднял ружье. Стоя на обрыве, она разглядела недалеко от отца раненого волка.
Зверь лежал за камнем, пытаясь встать на перебитые окровавленные лапы. Умирающий, он
скалил зубы, но в глазах его была тоска.
Старый охотник опустил ружье и тихонько ушел...
Ее мир был прост. Законы жизни, суровой и прямодушной, были непоколебимы и
ясны. И только бог, которому привычно молилась по утрам, был далек и непонятен. Оставаясь
одна, она часто глядела на закрытое облаками небо. Ласковая, сосредоточенная, прищурив
внимательные серые глаза под невысокими спокойными бровями, размышляла она о нем,
невидимом. Затем зажигала лучину и долго разглядывала старую темную икону, висевшую в
углу жилья.
В памяти остались следы далекого детства. Синее ясное небо, теплый ветер, стрекотанье
птиц. В темной бревенчатой хижине на широких нарах лежит мать. Возле стола, вот перед
этой самой иконой, склонился отец. Он положил голову на руки, что-то громко, прерывисто
бормочет. После, когда мать утихла навсегда, он больше не подходил к иконе. Ветка
можжевельника над ней засохла, осыпалась, и голый прут свалился под лавку.
Много лет они не возвращались в эту избу. Охотник забрал девочку, ружье и сумку с
порохом и побрел к горам. В долине, у отрогов снеговых Кордильеров, приютили индейцы.
Один он остался из кучки поселенцев, бежавших на вольные земли. Пешком тогда прошли
беглецы всю Аляску, и лишь он с женой добрались до теплых мест... Четыре счастливых
зимы, четыре благословенных лета, а потом смерть, и одинокий, стареющий Кулик понес
лепетавшую дочку в неизведанную даль.
Салтук, дряхлый вождь Вороньего рода, принял охотника ласково.
Великий Эль,сказал старик, кладя иссохшую руку на плечо Кулика,существовал
прежде своего рождения. Он добр и любит своих детей. Он населил землю, выдумал луну, и
звезды, и солнце, все видимое. Он не старится и никогда не умрет... Мы дети Великого
Ворона. Будь с нами,закончил он просто.
Вождь дал им хижину пустующую барабору. Из расколотых бревен, вбитых стоймя в
землю, были сделаны стены, накрытые корою и дерном. Две шкуры медведей служили
дверью. На высоком столбе, рядом с жильем, тщательно вырезано изображение солнца. Но
в хижину приходили только ночью.
Горы и лес, густые травы были домом Наташи Ни, как звал ее старый вождь.
Русоголовая, в короткой рубашке, сшитой из. птичьих шкурок, в цветных мокасинах,
забиралась она в заросли, сидела одна, перебирая камешки и травинки, изумленно следила
за грибом, таинственно приподнимавшим прошлогодний лист. Радовалась и сидела не
шелохнувшись, когда близко копошилась колибри двухдюймовая птичка с пламенным
зобом, клювом тонким и длинным, как игла.