– Только не моей...
– ...оно у вас в ДНК.
– Случайность рождения. У нас с ней ничего общего.
– Да, но в определенном смысле, Маура, злодеяния вашей матери, должно быть, обременяют вас. Заставляют вас задумываться об этом.
– О том, что и я чудовище?
– Вы думаете об этом?
Она помолчала немного, ощущая на себе его пристальный взгляд.
– Я совсем не такая, как мать. Если уж на то пошло, я полная ее противоположность. Взять хотя бы мою профессию, мою работу.
– Своего рода искупление грехов?
– Мне нечего искупать.
– И все же вы решили действовать на стороне жертв. И правосудия. Не каждому под силу сделать такой выбор и выполнять работу столь же исправно и ревностно, как это делаете вы. Поэтому я и пригласил вас сегодня. – Он открыл дверь в соседнюю комнату. – И хочу вам кое-что показать.
Она проследовала за ним в обшитую деревом столовую, где уже был накрыт к ужину массивный стол. Пять приборов – успела она сосчитать, взглянув на искрящиеся хрустальные бокалы и блестящие фарфоровые чашки, окаймленные кобальтовой синью и позолотой. Там был еще один камин, и в очаге горел огонь, но эта огромная комната с почти четырехметровым потолком располагалась с холодной, наветренной стороны, и Маура порадовалась, что решила не снимать свой кашемировый свитер.
– Может, для начала бокал вина? – предложил Сансоне, беря в руки бутылку каберне.
– Пожалуй. Благодарю.
Он налил в бокал вина и передал гостье, но она тут же забыла о напитке: все ее внимание было обращено к висевшим на стене портретам. К галерее лиц, мужских и женских, взиравших на нее из туманной глубины веков.
– Это лишь малая часть, – пояснил хозяин дома. – Эти портреты мои предки собирали годами. Некоторые из них – современные копии, другие – всего лишь воспоминание о том, как они выглядели на самом деле. Но есть и подлинники. Так эти люди, должно быть, выглядели при жизни.
Он прошел через всю комнату и остановился возле одного портрета. Молодой женщины с блестящими темными глазами и черными волосами, аккуратно собранными на затылке. Ее бледное, овальной формы лицо казалось полупрозрачным в освещенной неярким пламенем очага комнате и таким живым, что Мауре даже почудилось биение пульса на ее белой шее. Девушка сидела чуть вполоборота к художнику, ее бордовое, расшитое золотыми нитями платье ярко сверкало, взгляд – прямой, бесстрашный.
– Ее звали Изабелла, – сказал Сансоне. – Портрет был написан за месяц до ее свадьбы. Его пришлось немного отреставрировать. На холсте были подпалины. Он чудом уцелел в огне, спалившем ее дом дотла.
– Красавица.