– Дети будут просто счастливы, когда узнают, что ты едешь с нами! – воскликнула Эми.
Он глянул наверх – на лестничную площадку, но Лили там уже не было. Она исчезла незаметно. "С ней надо быть начеку, – решил мальчик. – Она точно следит за мной".
– Теперь ты член нашей семьи, – прибавила Эми.
И пока они все вместе поднимались наверх, она уже строила планы на лето. Говорила, куда они его повезут, какой вкуснятиной будут угощать, когда вернутся домой. Она выглядела счастливой, словно и впрямь была на седьмом небе, как мать, воркующая с новорожденным младенцем.
Эми Соул даже не представляла себе, кого они собирались взять с собой.
Двенадцать лет спустя
Быть может, это ошибка.
Доктор Маура Айлз стояла у церкви Пресвятой Богородицы и все никак не решалась войти. Прихожане уже давно собрались внутри, а она так и стояла одна во мгле, под снегом, с непокрытой головой. Через закрытую дверь церкви она услышала, как зазвучал орган, как раздались первые аккорды "Adeste Fidelis"[1], и поняла – все, наверное, уже рассаживаются по местам. Так что, если она хочет к ним присоединиться, пора и ей идти внутрь.
Она немного поколебалась – потому что не принадлежала в полном смысле слова к числу верующих, собравшихся в церкви. Но музыка, надежда согреться и знакомые обряды, способные ободрить и утешить, звали ее. Здесь же, на темной улице, ей было одиноко. Одиноко – в сочельник.
Она поднялась по ступенькам паперти и вошла в здание.
Даже в столь поздний час все скамьи в церкви были заняты: люди сидели семьями, вместе со спящими детишками, которых подняли с постелек ради полуночной мессы. На запоздавшую Мауру покосилось несколько прихожан, и, когда стихла волнующая мелодия "Adeste Fidelis", она прошмыгнула на первое попавшееся свободное место в задних рядах. Но ей почти сразу же пришлось снова встать вместе со всей паствой, поскольку зазвучала вступительная песнь. И к алтарю, творя крестное знамение, подошел отец Даниэл Брофи.
– Да пребудет с вами благодать и мир Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа! – возгласил он.
– И с вами, – проговорила Маура в один голос с остальными прихожанами.
Даже после стольких лет, что она не была в церкви, отклики слетали с ее губ непринужденно: она помнила все с детства, когда ходила в воскресную школу.
– Господи, помилуй. Христе, помилуй. Господи, помилуй...
Даниэл даже не догадывался, что она здесь, а Маура была сосредоточена на нем одном. На его темных волосах и легких движениях, его сочном баритоне. "Сейчас я могу смотреть на тебя без всякого стыда и стеснения, – думала она. – Сегодня это не зазорно".