— Кавасаки, — указал на домишки Корф. — Скоро покажется и Токио. Неудобно все-таки: столица — приморский город, а судам приходится приставать в Иокогаме. Ждем не дождемся, когда японцы проложат железную дорогу. А вон глядите, какая бамбуковая рощица. Ну не прелесть ли? Совершенно акварельные тона.
— Почему же суда не пристают в Токио? — спросил Лопухин, не боясь выставиться незнанием.
— Там только малые суденышки пристают. Мелко. Речные наносы. Лодки и катера — те прямо в реку заходят.
— Ясно. Баркентина сможет пройти и отшвартоваться?
— Простите?..
— Баркентина «Святая Екатерина». Судно не из крупных. Осадка футов двенадцать, я думаю.
— Выясню. Собственно, не исключено. Но придется взять японского лоцмана. А в чем дело?
Лопухин усмехнулся.
— В дирижабле. Вас разве не ввели в курс дела? Хотим удивить микадо и переплюнуть англичан. Свободный полет — это вам не банальная железная дорога. Поднимем аппарат на окраине Токио, пролетим над японской столицей и разрешения ни у кого не спросим. Пусть дивятся!
— Я в курсе дела, — с достоинством ответил Корф. — Что ж, по моему мнению, может выйти польза. Насколько я понимаю, вы хотите доставить дирижабль из Иокогамы прямо в Токио? Но разве он не сумеет покрыть это расстояние по воздуху?
— Не знаю, — отрезал Лопухин. — В делах воздухоплавания у нас главный специалист лейтенант Гжатский, он за все отвечает. И если он просил меня как-нибудь доставить дирижабль в Токио, то ему, думаю, видней. Он ведь и полетит.
— А вы?
— В качестве балласта? Благодарю покорно! Мне и на земле хватит дел.
— Понимаю, — кивнул Корф столь естественно, что у самого подозрительного человека не возникло бы и тени сомнения: нет-нет, посланник не считает собеседника трусом. — Но… простите мое любопытство… его императорское высочество цесаревич Михаил Константинович не выражал ли желания подняться в воздух?
Лопухин содрогнулся.
— Пусть уж лучше пьет, — буркнул он, послав к чертям всякий политес. — Белую горячку хоть вылечить можно…
в которой граф нервничает, а цесаревич предается стихосложению
На деле вышло хуже некуда. То есть почти что хуже некуда. Хуже было бы лишь в том случае, если бы ожидаемое Лопухиным покушение на цесаревича состоялось и удалось.
Но началось хорошо. Во всяком случае, охраной цесаревича Лопухин остался доволен.
Русская миссия, коей в самом скором времени предстоял переход в статус посольства, занимала целую усадьбу с главным зданием о двух этажах, выстроенным в почти европейском стиле, несколькими домиками туземного вида, лужайкой и садом. Все это скрывалось за кирпичным забором высотой более сажени. Все посетители, не исключая и прислугу, вышедшую на базар за провизией, при входе подвергались обыску. Вооруженные винтовками гвардейцы были расставлены вокруг усадьбы с умом — со своего поста каждый из них не терял из виду двух, а то и трех других караульных. Сменялись гвардейцы нечасто, но усталости не выказывали и были начеку. Прилегающие улицы патрулировались нарядами полиции. Сколько полицейских агентов маскировалось под уличных подметал, торговцев, почтальонов и всяких прочих обыкновенных персонажей, Лопухин не знал. Кое-кого приметил сам, а в остальном положился на слово полицейского офицера Сюсаку — вполне, мол, достаточно.