Так что я сказал ей: да, Бургер Кинг и Дейри Куин счастливы, они живут друг с другом в мире и радости. Пусть и она радуется своим историям и сказкам, пока верит в них. Ибо – я слишком хорошо это знал – скоро она с ними расстанется.
Пожелав дочке спокойной ночи, я почувствовал себя одиноким и бесприютным. Я ведь совсем недавно расстался с ней, мы провели вместе две недели, Мэдди привыкла видеть меня каждый день, а я привык видеть ее. Я забирал ее из детского сада, наблюдал, как она плавает, несколько раз готовил ей обед в недорогой однокомнатной квартире, которую снял неподалеку от аэропорта. Вечерами, когда ее мать играла в казино в покер, я отводил Мэдди домой и передавал на попечение жившей с ними няни.
Я стал для нее открытием! Первые четыре года своей жизни она ничего обо мне не слышала, а я ничего не слышал о ней. В этом заключались и очарование, и трудность наших отношений. Отцовство свалилось на меня как снег на голову, я упивался им и из кожи вон лез, чтобы оказаться на высоте. А у Мэдди неожиданно объявился новый защитник, который то появится в ее жизни, то исчезнет. Лишний поцелуй в щечку, лишняя ласка. Но знала она и то, что этот внезапно возникший откуда ни возьмись дядя приносит ее матери много горя и слез. Мы с Элеонор скрывали от дочери наши стычки, порой довольно бурные, но стены иногда бывают слишком тонкими, и к тому же дети, как мне пришлось убедиться, – лучшие психологи. Отменные толкователи звуков, что издают струны человеческой души.
В свое время Элеонор Уиш утаила свою главную тайну. Дочь. В тот день, когда она наконец познакомила нас, я решил, что в мире все устроено правильно. По крайней мере в том мире, в котором живу я. В темных глазах девочки – моих глазах! – я нашел свое спасение. Чего я не разглядел в тот день, так это трещин. Подводных ям. А они были глубоки. Самый счастливый день моей жизни стал началом самого ужасного ее периода. Близилось время, когда открылась завеса над всем тем, что так долго от меня скрывали. Тогда мне казалось, что я получил все, о чем мечтал, но мне предстояло убедиться, что я слишком слаб. Я не смог сохранить дар, а всего-то требовалось – закрыть глаза.
Другие люди – они лучше меня – простили бы. А я нет. Я ушел из дома, где жили Элеонор и Мэдди. Однокомнатная квартира, что я снимаю в Лас-Вегасе, расположена прямо напротив аэропорта, где приземляются частные самолеты игроков – миллионеров и миллиардеров и откуда лимузины, мягко шелестя шинами, стремительно несут их в казино. Одной ногой я в Лас-Вегасе, другой здесь, в Лос-Анджелесе, городе, который я никогда не смогу покинуть, разве что вперед ногами.