– Спасибо вам бо… – начала было Эсфирь, но женщина уже куда-то скрылась.
– Порядок, – бодро потер руки Хенсон и показал на внутреннюю лестницу. – Я наверх, а ты все посмотри внизу. Ищи любые намеки, где может находиться Турн.
– Не тянул бы ты время, а? – посоветовала ему девушка.
Словом, Хенсон отправился на лестницу, а Эсфирь – в пропахшую табаком гостиную. Кресло у камина выглядело очень древним и вполне могло стоить приличных денег. Во всем остальном комната производила впечатление спартанской обители. Несколько пустых винных графинов в серванте за решетчатыми дверцами. Книжный шкаф, заставленный томами в кожаных переплетах. Над каминной доской висело полотно а-ля Рембрандт, потемневшее от многолетней копоти и никогда, видно, не подвергавшееся реставрации или хотя бы чистке. Жизнерадостная полуденная сценка превратилась в некое подобие жанровой картинки в безлунную ночь: два сельских помещика с длинными глиняными трубками прогуливаются вдоль луга. За ними наблюдает какой-то жнец с серпом.
Эсфирь кинула взгляд в дымчатое зеркало, чтобы проверить, не увязалась ли за ней домработница, затем пошарила в выдвижных ящиках серванта. Всяческая чепуха: газетные вырезки, с десяток авиабилетных корешков, датированных годом раньше или даже еще более старых. Магазинный чек за дюжину бутылок французского вина. Записная книжка с пометками, сделанными небрежным почерком. Не принадлежит ли она Турну? Масса дат, чьих-то имен… На миг ей почудилось, что перед глазами мелькнула знакомая фамилия, однако, повернув книжку к свету, она убедилась, что речь идет всего лишь про Схипхол, амстердамский аэропорт. Прочие страницы были забиты целым списком телефонных номеров, но ни один из них она не узнала.
Девушка перешла в следующую комнату, куда больше размером, словно когда-то предназначавшуюся для балов, хотя явно не использовавшуюся уже много-много лет. Вдоль стен расставлены зачехленные стулья, вереница призраков прошлого. В дальнем конце зала находилась двустворчатая стеклянная дверь на садовую террасу. Чистые полированные стекла никак не гармонировали с ветхой атмосферой всего дома. Цокая каблуками по паркету, Эсфирь подошла ближе и увидела на улице розовые кусты, чугунный кованый столик и сидевшую в кресле-коляске женщину с тюрбаном.
Стараясь не производить ни малейшего шума, девушка скользнула наружу.
Словно под легким ветерком, голова этой женщины едва заметно покачивалась, и складки шелкового тюрбана отливали разноцветными блестками в лучах яркого солнца. Столик стоял прямо перед креслом, худенькие пальцы поглаживали его замысловатые кованые узоры.