Она придвинулась губами ко мне и шепнула:
– Я на самом деле хочу, чтобы ты поняла, что я выше, но это только половина причины.
У меня пульс чуть-чуть участился при этих словах, я хотела повернуться заглянуть ей в лицо, но она захватила горсть моих волос и отвернула меня от себя. Я оказалась лицом к тому мужчине, который краснел. Он сейчас уставился на меня, и его лицо показалось мне более молодой версией Сэмюэла. Как я этого раньше не заметила? Он сказал беззвучно, одними губами: «Прошу прощения».
Пульс бился в горле так, что мешал говорить, потому что какое-то чувство мне подсказывало: что-то вот-вот произойдет. Что-то такое, что удовольствия мне не доставит.
– А какова другая половина? – спросила я с придыханием, сдерживая нервозность, в которой был небольшой привкус страха.
– Я хочу понять, кто ты, Анита, – прошептала она, и дыхание ее стало теплее, чем было. И руки стали теплыми, будто вдруг ее охватила лихорадка. Очень похоже на ощущение от некоторых оборотней, когда близится полнолуние.
– Что это? – спросила я, но оказалась способна только на шепот.
Ее пальцы переплелись с моими волосами так, что я головой не могла шевельнуть, и жар от этих пальцев ощущался сквозь волосы. Жена Сэмюэла оторвалась от моей шеи и уставилась на меня сверху. Держала крепко, будто для поцелуя.
– Ты и правда то, что о тебе говорят?
Я постаралась проглотить ком в горле и прошептала:
– А что обо мне говорят?
– Что ты суккуб, – шепнула она, наклоняясь ко мне лицом. Я уже знала, что она хочет меня поцеловать. – Я ищу кого-нибудь одной со мной породы, Анита. Ты – не та, которую я ищу?
И с последним словом ее губы сомкнулись на моих.
Рот у нее был невероятно теплым, теплым, как горячий шоколад, такой, что хотелось раскрыть губы и пить из него. Но это не моя была мысль – раскрыть губы, а ее. Каким-то образом мне в голову попала ее мысль. И это мне не понравилось, ну никак не понравилось, настолько, что помогло закрыть рот плотно. Она отодвинулась, шепнула:
– Не сопротивляйся.
Я услышала шум спора вокруг – близилась помощь, мне только надо продержаться. Просто держать щиты на месте и не дать ей сделать то, что она пытается. Держаться, только и всего. Я держалась, когда подмога была за много миль, сейчас до нее дюймы. Продержусь.
Она попробовала мягкое убеждение, ментальные игры – не помогло. Она попробовала силу – поцеловала меня так, что мне надо было либо открыть для нее рот, либо прорезать губу собственными зубами. Будь она мужчиной, я бы позволила ей себя целовать… неужто я действительно такая гомофобка? Если бы она не шепнула мне мысленно, что хочет, просит меня открыть рот – я бы открыла, может быть, но она слишком сильно этого хотела. Отчасти я упиралась из упрямства, а отчасти – насторожилась: зачем это ей так вдруг сильно надо? Я знала, что она – сирена, нечто вроде сверх-русалки, знала, что частично ее магия связана с соблазном и сексом. Знала, что она может подчинять себе других русалок. Все это я знала из разговоров с Жан-Клодом, а вот чего я не знала – зачем ей так нужно, чтобы я открыла рот.