До сих пор пробуждение зверя бывало постепенным процессом, а сейчас – будто выключатель в голове щелкнул. Секунду назад это была я, в следующую секунду – нечто, не думающее о сексе и даже о пище. Бегство, только бегство!
Я завопила ему в лицо – бессловесным воплем ярости. Он дернул меня ближе к себе, схватил за волосы и попытался поцеловать, но поздно было для поцелуев, для многого, очень многого было поздно.
Я его укусила. Всадила зубы в пухлую нижнюю губу. Хватка на волосах причиняла боль – он пытался держать мне голову, лицо, рот; не мог оторвать меня от себя, пока я не прокусила ему губу, и он это знал, потому что вторая рука схватила меня за челюсть, как хватают животное, возле суставов, и нажала внутрь. Если хватит силы, можно не дать животному сомкнуть челюсти, если хватит силы, можно его оторвать от себя.
У него хватило силы, чтобы я не откусила ему губу, но и все – если только он не хотел ломать мне челюсть. А я все пыталась его укусить, и он не давал мне. Если бы во мне осталось достаточно от человека, я бы попыталась достать пистолет или нож, но мысли об оружии я оставила, когда выпустила зверя. Ногтями я вцепилась ему в руки, располосовала в кровь, пытаясь освободиться.
Ему оставалось меня изувечить – или отпустить. Но была у него еще одна возможность, и он ею воспользовался: ударил меня еще одним взрывом силы. Он снова пробудил ardeur, утопил моего зверя в желании и в каких-то еще эмоциях, связанных со спариванием лишь частично. Если бы он, как любой другой вампир линии Белль, влиял на меня только физически, зверь бы не ушел, но у него сила Белль была какой-то более… человеческой, не просто вожделение, но любовь. У него была сила заставить меня его любить. Зло – это еще слабое слово для того, что он со мной сделал. Потому что в этот момент я любила его, любила целиком и полностью. И только остаток трезвого рассудка молил: Пусть это не будет навсегда.
Я опустилась на колени, вытягиваясь навстречу этим губам, которые пыталась откусить лишь секунду назад. Я дала ему поцелуй, которого он хотел. От свежей крови поцелуй не стал ужасен, он ведь был вампир, и… розы, розы в воздухе, будто удушающий одеколон. Я тонула в этом запахе, и когда я целовала его, кровь имела вкус роз.
Огги отдернулся прочь:
– Розы! Боже мой, у тебя вкус роз… – он отодвинулся взглянуть мне в глаза, и лицо его исказилось страхом: – Глаза, Анита! Что у тебя с глазами…
Я уже видела у себя на лице глаза Белль Морт. Светло-карие глаза, как темный мед, наполненный огнем. И я смотрела ее глазами на Огги, и она его тоже видела. Когда ее темный свет наполнял мои глаза, она видела все, что вижу я.