– Молодец, – сказала она. – Такое чудное место, и совсем-совсем никого...
– Потому и чудное, что никого, – ответил Сиверов и потащил через голову пропотевшую на спине рубашку.
Они успели пару раз искупаться, брызгаясь, как дети, и теперь отдыхали на горячем пледе. Ирина лежала на спине, слегка согнув в колене одну ногу, на ее загорелой коже сверкали капельки воды. Сиверов отыскал в песке какую-то сухую травинку и охотился за этими капельками.
– Щекотно, – не открывая глаз, пожаловалась Ирина.
– Терпи, – строгим голосом ответил Глеб. – Надо потерпеть, дамочка. Я тут затеял создать рукотворное озеро, а вам, видите ли, щекотно. И так ничего не выходит, а тут еще вы со своими претензиями. Щекотно ей... Надо бы смазать тебя гусиным жиром, что ли. Или хотя бы моторным маслом...
– Что действительно надо, так это отбить кое-кому руки. Реки тебе мало, мелиоратор, – сонным голосом упрекнула жена.
Сиверов оставил свою безнадежную затею и принялся водить травинкой вдоль верхнего края купальника, по ходу дела любуясь чистыми линиями тела, которое знал до мельчайшей складочки, но которое до сих пор его волновало.
– Ну щекотно же, – повторила Ирина.
– Знаешь, – задумчиво сказал он, – у меня появилась одна мысль.
– Правда?
Быстрицкая смотрела на него, озорно прищурив правый глаз. Тон у нее был довольно-таки игривый, из чего следовало, что хорошие мысли приходят в умные головы одновременно.
– Представь себе, – с серьезным видом кивнул Сиверов.
Ирина слегка переменила позу, согнув в колене и вторую ногу. Глеб отбросил ставшую ненужной травинку. Кожа у Ирины была сухая и горячая от солнца, а купальник – холодный и влажный.
– Грязный негодяй, – томно простонала Ирина, слегка поворачиваясь, чтобы ему было удобнее разобраться с мокрыми шнурками, из которых на восемьдесят процентов состоял купальник. – Маньяк.
– Узелок завяжется, узелок развяжется, – сообщил Глеб и медленно потянул за шнурок. – Дерни за веревочку, дитя мое...
В это время послышалось характерное клокотание дизельного движка, к которому тут же присоединился высокий звук мотоциклетного мотора.
– Вот черт, – с огромной неохотой прервав свое занятие, выругался Сиверов. – О боги, боги! И ночью, при луне, мне нет покоя! Кажется, на этот раз твоя девичья честь спасена.
Ирина тихонько рассмеялась, глядя на его огорченное лицо.
– Увы, – сказала она, садясь и ловко завязывая то, что успел развязать Глеб, – но имей в виду: за тобой должок.
– И конечно, с процентами, – угрюмо предположил Сиверов.
– А то как же! С грабительскими.
– Бедный я, бедный... Надо будет предупредить Федора Филипповича. Какой из меня после этого работник?