Потом возник пацан с гербом, Арф`ш`эндрзеоль. Он вытащил гитару и сказал:
– На самом деле, тут сейчас зашла речь про Рустама Аблякимова, и он безумно классный чел, по ходу, так что я сейчас его вам попиарю.
Он запел чего-то под гитару, а компания, то ли протрезвившись, то ли опьянев ещё сильнее, стала в такт трясти причёсками, лупить руками по коленям и тому подобное. Алёша привалился к Лизе. Песня его убаюкала. Двуколкин тоже выпил, так что слабо понимал, о чём она, и даже не сумел счесть всех куплетов: десять ли, пятнадцать… может, двадцать… Лиза нежно гладила Алёшу. Вдохновлённый гитарист зачем-то пел с таким лицом, как будто вот-вот кончит.
Наконец, он в самом деле кончил петь. Поэты и прозаики продолжали выходить и уходить. Двуколкин уже не был в состоянии воспринять что-либо. Иногда от очень сильных звуков он слегка приоткрывал глаза и видел прочих зрителей, таких же пьяных, сонных, как и он, смотрящих на поэта с тем же выражением лица, с каким жирная тётка наблюдала злополучный ящик в «Мак-Пинке».
Из такого полусна Алёшу вывел автор, вышедший последним. Юный, бледный и голубоглазый, как ариец, он продекламировал:
О Жизнь! Несешь ты только муки
И нет хорошего в тебе!
В тебе есть одна лишь только ненависть да скука
Зачем тогда дана ты мне?
Мне надоела эта ложь, страданья…
И слезы вечные, но все же,
Отношусь я к тебе с некоторым пониманьем -
Тебе ведь сложно тоже.
В тебе есть также и счастливые моменты,
Любовь – один из них.
И эти сладкие комплименты,
И букет цветов любимых твоих.
Нет, жить все-таки стоит!
Ради друзей, любимых и родных
И иногда даже, может,
Подумать о тебе и о других.
– Ну вот, – сказал поэт. – Надеюсь, вам понравилось.
Бесчувственная публика, услышав этот звуковой сигнал к аплодисментам, стала хлопать. Вдруг на Лёшу – видимо, по пьяни, – что-то накатило, и он начал задираться, корчить критика, чего, конечно, никогда не сделал бы в другой раз:
– Но стихи плохие! Р-разве вы не видите?! Ведь это ж… Это ж чушь полнейшая!
Поэт не растерялся и ответил:
– Это только ваше мнение.
– Нет ни рифмы и не этого… размера! – продолжал Алеша.
– Знаете, – ответил ему автор. – На дворе сейчас не прошлый век. Все пишут как хотят! Сонеты устарели! Для меня было главным выразить чувства. Или, может, вы считаете, что главное не содержание, а форма?
– Да у в-вас и с-содержания-то нет!
Поэт был несгибаемо вежлив:
– Может, просто вы его не поняли. Мой смысл очень глубок, а люди мыслят все по-разному! И знаете, ведь всё же относительно!
– Плохой стих… – продолжал бубнить Алёша.
– Это вам так кажется. И ваше мнение очень субъективно.