Горнин вздохнул. Этот важный вопрос он для себя еще не решил. Считал, что для этого еще не пришло время. Так, может быть, он ошибается?
Сам он больше доверял старым, проверенным методам, хотя вслух не стеснялся говорить иное. Это как намоленные иконы. Ясно, что из тысяч и тысяч молитв, просьб, пожеланий и проклятий глубин образа достигают немногие, как ясно и то, что немногие иконы действительно помогают, если не считать очевидного эффекта, достигаемого простым аутотренингом. Но то, что все же воспринимается образом, в конечном итоге дает отдачу. А вот что именно достигло и впиталось – это еще вопрос.
Христианская церковь два тысячелетия создает то, что рядовой прихожанин склонен называть чудом. Но при этом неустанно рушит все то, что было до нее. В процессе христианизации античные, а больше того – языческие божества, боги и иные высшие существа – превратились в свою противоположность. Иранские дэвы стали дьяволами. Святой Мартин, живший в четвертом веке, видел демонов в виде Юпитера, Меркурия, Венеры и Минервы. Епископ Райнальдо из Ночеры беседовал с демоном, явившимся к нему в лице Юпитера. Христианство, как и любое общественно-политическое движение, вставшее на революционные рельсы, отвергало старое и насаждало новое. Такое же происходило и с большевиками, захватившими власть в начале двадцатого века, нещадно ломавшими все то, что было до них. Все революционно-идеологические движения рано или поздно приходили к одному – к тотальному праву господства некой единоличной силы над человеком. Все отметали предшественников как еретиков – как бы это ни называлось. Римляне отказали греческим богам в праве на существование, заменив их своими, по сути – такими же. Потом в том же Риме утвердилась новая религия, зачеркнувшая прежних богов. Насильственно отторгалось все то, что зачастую было наработано даже не столетиями – тысячами лет. Создавался образ, представление, что не человек венец природы и ее повелитель, а Некто. Бог. Царь. Генералиссимус. Генеральный секретарь. Президент. Папа. Саваоф. Аллах. И часто сокровенные знания умирали вместе со своими хранителями. Но не всегда пропадали бесследно.
Горнин и его гость это знали и понимали. Иначе они не были бы теми, кем являлись. И, опираясь на современные знания, отнюдь не брезговали тем, что было создано до их рождения. Золотая блоха, уже изрядно потертая за века своего существования, была одним из действенных, правда, тайных оберегов, который, если им правильно пользоваться, работал не хуже современного навороченного чипа с тысячами искусственно вложенных в него, отобранных и проверенных заклинаний. Не всегда сильнее – это факт, который надо признать, – но и не хуже. А в некоторых ситуациях и получше. Тем более что даже современная аппаратура не могла не то чтобы обнаружить, но идентифицировать назначение крошечного, кустарного золотого изделия, выставленного напоказ. Мало ли какие прибамбасы носят сейчас всякие нувориши или недалекие люди. Однажды Горнин собственными глазами видел, что один уважаемый и, казалось бы, неглупый человек держал в своей домашней коллекции древнегерманский знак, обозначающий проклятие того места, где он находится. Такой подкидывали в дома, а то и крепости врагов, и избавиться от него бывало очень нелегко, доходило до того, что люди покидали насиженные места. Самым ярким примером таких проклятий места пребывания служат древнеиндейские города в Южной Америке, где руками неведомых недоброжелателей среди прочей символики на камнях были вырублены такого рода знаки. Горнину стоило немалых трудов уговорить своего знакомого расстаться с забавной вещицей. А уж сколько молодежь таскает на себе всякой дребедени – не сосчитать. Различить же истинную суть того или иного знака, в особенности же его силу в тех или иных ситуациях, могли немногие. Вот Паша – тот может. Перегуда тоже может, но не всегда и не все. Во всяком случае, на свою блоху Горнин надеялся.