Казалось, он сейчас свалится с ног от усталости и волнения, и хозяин таверны сделал мне знак уходить. Огромным усилием воли Моцарт заставил себя подняться и проводил меня до дверей.
«Благодарю вас, господин Моцарт».
«Значит, вы все-таки отдаете предпочтение медицине, а не музыке?»
«Меня больше влечет медицина», – скромно ответил я.
«Если бы вы могли меня вылечить, я бы одобрил ваш выбор», – задумчиво произнес он.
Странно, но в тот момент я не менее, чем он, нуждался в поддержке.
«Надеюсь, господин капельмейстер, – сказал я, – что мое посещение немного вас ободрило».
«Значит, вы уже доктор, Альберт, – усмехнувшись, заметил Моцарт – Когда ваши лекарства не помогают, вы рассчитываете на спасительную силу сочувствия».
– И тут он сказал такое, чего я не могу забыть. – Доктор Лутц побледнел, ему было трудно продолжать. – Чтобы не упасть, Моцарт прислонился к косяку двери, и я подумал: сколько воли в этом маленьком человеке, по виду никогда не скажешь.
«Подумать только, – проговорил Моцарт, – сколько докторов бывают повинны в убийстве». Моцарт сам закрыл за мной дверь.
– С тех самых пор меня постоянно терзает сожаление, что я не оказал ему помощи, – продолжал доктор Лутц. – Как вы думаете, мне его следовало осмотреть?
Все растерянно молчали.
Ведь я мог придти к нему через день-два, но не пришел. А когда я наконец пришел… было уже поздно. – Лутц горестно покачал головой. – Он уже скончался.
– Через сколько дней вы его снова навестили?
– Точно не помню. Через две-три недели. Его смерть меня потрясла. А ведь его лечил знаменитый врач. Многоопытный. Умелый.
– Вы его знали?
– Нет, но слыхал о нем. Он пользовался прекрасной репутацией.
– Как его звали?
– Не помню. Я пережил тогда страшное потрясение.
– Не кажется ли вам, что после смерти тело необходимо было подвергнуть вскрытию?
– Для чего?
– Разве это не в порядке вещей?
– Вскрытие делалось только при подозрении в убийстве.
– Но, по вашим словам, сам Моцарт сказал…
– У Моцарта, по всей видимости, была лихорадка, и ему могло почудиться все, что угодно, – вмешался в разговор Гроб.
– Должно быть, так оно и было, – согласился Лутц.
– По-вашему, его можно было спасти? – спросил Джэсон.
– Откуда мне знать! Я так и не узнал, чем он был болен, – ответил Лутц.
– Это-то и терзает вас, – заключила Дебора. – Вы могли узнать, что с ним было, от чего он умер, но упустили такую возможность. Если бы вы тогда знали, как будет велика его слава…
– Вы потом брали еще у кого-нибудь уроки? – спросил Джэсон.
– После Моцарта? – Лутц воспринял вопрос как святотатство. – Нет, я не мог.