– я…
Мюллер прервал его:
– Не нужно оправданий. В Бостоне никому не под силу обнаружить влияние Генделя и Гайдна, а я не болтун. Не смущайтесь. Вы любите свое дело. Вы сочиняете музыку во славу господа бога и свою собственную.
– Есть ли у вас что-нибудь новое? Я соскучился по музыке.
– Пикеринги отругали вас, господин Отис?
– Они полагают, что музыка – никчемное занятие и что я по глупости увлекаюсь этим делом. Дорогой господин Мюллер, неужели я избрал ложный путь?
– Слушайте. Слушайте внимательно.
Фантазия, которую Мюллер играл на фортепьяно, покорила Джэсона своей необычайной красотой. В ней звучала безграничная печаль, она трогала до слез. Но как бы ни была мрачна основная тема, мелодия трогала своей изысканной утонченностью. Давно смолкли последние аккорды, а Джэсон все раздумывал над тем, какой человек способен сочинить столь чудесную, выразительную музыку.
Мюллер хранил молчание, словно слова могли осквернить эту торжественную минуту.
– Необычайно! Удивительно! – воскликнул наконец Джэсон.
– Это Моцарт, – отозвался Мюллер. Джэсон никогда раньше не слыхал о Моцарте.
– Он неизвестен в Америке, – сказал Мюллер и сердито добавил, – в Америке знают одну церковную музыку.
Джэсону захотелось о многом расспросить Мюллера.
– Моцарт жив? Где он родился? Что еще написал?
В ответ Мюллер исполнил еще одну фантазию.
Никогда в жизни Джэсон не испытывал ничего подобного. Открытие Моцарта можно было сравнить разве что с открытием Колумбом Америки. Знакомство с этим композитором явилось для Джэсона невиданным откровением, музыка Моцарта заворожила и потрясла его. Мюллер снова проиграл фантазию, и Джэсон подумал, что в этой музыке есть нечто, к чему он будет еще не раз возвращаться, в тяжелые минуты она явится для него спасением. Пикеринги могут презирать подобную музыку, но разве любые их насмешки способны ее принизить? Ради наслаждения такой музыкой стоило жить на свете! Мюллер сыграл еще несколько сонат Моцарта; они были певучи и нежны, в них было божественное совершенство, свой особый стройный порядок, уравновешенность и ясность, музыка действовала умиротворяюще и покоряла своим изяществом. Джэсон был счастлив, что ему довелось ее услышать! Мелодии Моцарта заворожили его. Но он понимал, что такая привязанность может таить в себе больше опасности, чем любовь к женщине.
Видя, как Моцарт увлек Джэсона, и проникшись к молодому человеку еще большей симпатией, Мюллер провел весь остаток дня в рассказах о композиторе. Он признался Джэсону, что хотел написать книгу о Моцарте. Год назад уже принялся было за нее, но обескураженный отсутствием у бостонцев интереса к его музыке да и к самому композитору, оставил эту затею.