– Помираю, – прошептал лейтенант. – Фот, патло, нашмерть меня упил…
* * *
Может, им и не следовало идти по берегу. Может, надо было выбираться из пансионата на автодорогу. Но, Мила, опасавшаяся нарваться на Бонифацкого с Витряковым, предпочла берег. Это было целиком ее решение. Если оно оказалось ошибочным, первому предстояло заплатить Любчику. А потом, возможно, и ей.
Конечно, если бы им удалось раздобыть ключи от машин, все бы обернулось по-другому, но…
– От нашей Фардюк ф щель протолкнул. Ф полу. Я шам видел. Теперь беш молотка с хвоштотером не доштать… – Любчик только пришел в себя после первого, случившегося в бунгало обморока. Мила подоткнула ему под голову какую-то тряпку, а сама натянула спортивные штаны и куртку. Из уголка рта лейтенанта капала кровь, это был фиговый знак. Правда, Любчик лишился нескольких зубов. Только вот от зубов без сознания не падают.
– А от джипа?
– Не шнаю, – признался Любчик. – Мошет, у тохо хада… хоторохо я это…
Содрогаясь, Мила обыскала карманы Забинтованного, но обнаружила только две карамельки и десятидолларовую банкноту. Еще минут десять у нее ушло на поиски в бунгало, потом она отправилась на крыльцо.
– Ты хута? – испуганно спросил Любчик. Он безуспешно пытался подняться.
– В джипе посмотрю.
– Ты не брошай меня тут. Латно?
Мила посмотрела в его глаза, полные мольбы и муки.
– Не брошу, – пообещала она.
В джипе, стоявшем, как мы знаем, неподалеку, ключей тоже не оказалось.
– Плохие тела, – прошептал Любчик.
– Скверные, – согласилась Мила.
– Ты веть меня не прошишь?
– Я ведь пообещала. Хотя, стоило бы.
– Са што? – Любчик сплюнул сгусток крови размером с конфету «Гулливер».
– За все хорошее, – отмахнулась Мила. – Выживем, может быть, расскажу. А пока – давай-ка выбираться отсюда. Пока Витряков с Бонифацким не вернулись.
– Тафай, – согласился Любчик и снова сплюнул кровь.
– Тогда обними меня за шею и попробуй встать.
– Да помогай же хотя бы чуть-чуть, – хрипела Мила через минуту, слыша как трещит хребет. Любчик оказался невероятно тяжелым, заставив Милу вспомнить безымянных строителей Стоунхенджа. – Теперь держись. Ноги, ноги переставляй!
– Как на «Зарнице», да? – Задышал в ухо Любчик.
А ты думал… – ответила она. – Я на «Зарницах»[36] старшей медсестрой была.
– А я не ушаствовал ни ражу, – признался Любчик и вздохнул. – Меня в шетьмом классе, понимаешь, иш пионеров потурили…
* * *
– Они, наверное, уже все дороги перекрыли? – сказала Мила. Они с Любчиком лежали в кустах. Вдалеке рокотал прибой.
– Бантиты? – уточнил Любчик. Голос был совсем слабым. Любчик не поднимал век.