Торба встал справа от полковника, опустив левую руку на спинку стула. Ирина, отшатнувшаяся к топчану, чтобы пропустить Украинского, теперь шагнула к нему, заламывая руки. Темно-синий спортивный костюм висел на ней мешком, левая штанина была запачкана засохшей глиной. Сергей Михайлович подумал, что это земля с кладбища.
– Она хотя бы что-то ела? – шепотом спросил Украинский.
– Отказалась, – точно также вполголоса доложил Торба.
– Что же ее, насильно теперь кормить?
– Да ну… – отмахнулся майор.
Пока она переговаривались, она подошла почти вплотную.
– Скажите, вы ведь тут самый главный начальник? – вопреки тихому голосу слова каким-то образом сразу оказались у Сергея Михайловича в голове. Он встретился с ней взглядами и обомлел, потому что смотрел в глаза безумию. И, на мгновение опустил веки. Нет, она не выглядела несколько лучше, как он посчитал в самом начале. Очевидно, препараты, использованные милицейским врачом, просто временно вдохнули в нее энергию, как стакан бензина, вылитый на едва тлеющие угли.
– Что же теперь со мной будет? – она всплеснула руками, прикрыла правой рот.
Полковник Украинский откашлялся:
– Не надо нервничать. – Это было все, на что он сподобился. Она, наверное, не услышала этих слов. По крайней мере, именно таково было его ощущение.
– Деточки мои дорогие! – зарыдав, Ирина вцепилась в волосы с такой силой, словно собиралась содрать с себя скальп.
– Сироты мои! – она было готова вот-вот перейти на вой.
– Успокойтесь, гражданка, – сдавленным голосом попросил Сергей Михайлович. Ему тяжело было это видеть. Вопросы о спортивной сумке, которые он собирался задать гражданке Ревень, сначала застряли в горле, а потом вылетели из головы. Слишком свежи оказались воспоминания, теперь он смотрел в перекошенное отчаянием лицо Ирины, а видел лицо жены. То ее лицо, каким оно было летом прошлого года, когда они дежурили у дверей отделения интенсивной терапии, за которыми, между жизнью и смертью, находилась дочь, Света, Светуля, Светочка.
– А где ваши дети? – вмешался Торба, потому что Украинский молчал.
– Господи! Господи! Господи!
– Не стоит так убиваться, гражданочка, – монотонно продолжал Торба. – Среди… – он замялся на мгновение, – хм, потерпевших ваши дети не обнаружены. Это, понимаете, уже неплохо. Значит – шанс есть. Понимаете меня, или нет?
От подчиненных, которые навели справки в сельском совете, он уже знал о том, что у нее двое детей, девочка и мальчик, подростки соответственно четырнадцати и восьми лет. Что дети растут в неполной семье, то есть Ирина – мать-одиночка, хоть, поговаривают, что ходят к ней, время от времени, всякие. Что ее мать скончалась под занавес Перестройки, а отец пропал без вести еще при Брежневе, в самом конце семидесятых. Что гражданка Ревень привлекалась по фактам самогоноварения, ну, это, так, цветочки. Что гражданка пускает в дом квартирантов, и те далеко не всегда характеризуются, как светлые личности. Что, вот, были приезжие из Средней Азии, так, судя по всему, приторговывали коноплей. –